Там, где живет солнечный свет
Шрифт:
К соседям кто-то приехал. Машина спортивная, яркая, я бы сказала, даже пламенеющая, хищная, породистая. И я внезапно откуда-то знаю, что у меня скоро будет такая же – не папина, не мамина, не мужа, а моя собственная. Я буду наслаждаться ездой, скоростью и очень себе (и другим, конечно) нравиться, когда буду грациозно выходить из нее. Понимание, убежденность в том, что именно так и будет, никак не может быть по-другому, было настолько сильным, что я всем рассказывала за ужином, что я скоро приеду на такой машине в гости. Взрослые шутили и не зло посмеивались надо мной. А мне было все равно, я-то точно знала, что так и будет.
Конечно, все это исполнилось. Я научилась водить лет в 16 и еще год или два ждала, когда мне выдадут права. Я сдала экзамены блестяще, и вскоре у меня появилась первая своя машина. Она была не совсем новой, но прекраснее
В этот же период, в возрасте около 7 лет, я начала запоминать наизусть большие тексты, почти фотографически, могла бы, наверное, и так, но мне это было скучно, я торопилась жить, поглощать впечатления. Мне было легко учиться в школе, ведь все, что прочитала даже бегло, я запоминала. Если мне было интересен сам предмет, то помнила долго, если нет, то быстро стиралось, или я стирала сама, не знаю.
Вот там, в школе, и было первое серьезное испытание реальностью. Я ведь росла в любящей семье, родители не кричали, не врали, любили и поддерживали друг друга, умели работать и веселиться, обожали меня. Самое странное, что меня начали травить не дети, а преподаватели. Как будто чувствовали мою инаковость, свободу не промолчать, показывать эмоции. А основной эмоцией была радость от всего – от того, что задача интересная, оттого, что снег за окном, что у соседки по парте красиво заплетены косички. Они бы простили мне негатив, но не радость. Она просто была красной тряпкой, стекленели глаза, сжимались губы, голос срывался на визг. Почти все преподаватели искали способы наказать меня или унизить при всех, занижали оценки, хотя с моей памятью и способностями это было на грани, но поставить чуть меньше высшего балла всегда могли. Они сравнивали детей друг с другом, стравливали, сеяли ревность и вражду. Я тогда часто плакала дома, рассказывая об этом маме и бабушке, злилась на несправедливость.
Вообще, «справедливость» – это мое кредо. Я ее чувствую, я не могу предать ее, я не могу пройти мимо творящегося не по ее воле. И еще я становлюсь воином, когда защищаю справедливость, нет страха, нет сомнений, нет другого пути для меня. Страшно всегда от другого: во мне поднимается такая неконтролируемая ярость, белое пламя, которое сжигает все, в том числе и мою нервную систему в моменте. Я не знаю, могу ли я убить, но ударить – точно, сколько раз я это делала… Конечно, много позже я поняла, что мои учителя были просто по-своему несчастными людьми, что не злиться на них надо было, а жалеть или не обращать внимания. Не говоря уже о том, что можно было помогать, но я не умела тогда. И потому что я не могла увидеть это, я стала вести себя в школе как хулиганка: я уходила посреди урока, я принципиально не посещала часы некоторых преподавателей, я дерзила и дралась иногда. Из девочки с белоснежным кружевным воротничком я превращалась в пацанку.
Я принимаю свою темную сторону, не сразу это получилось. Гораздо приятнее думать, что ты осознанный, открытый, нашел зону своего спокойствия, равновесия. На самом деле это не так, во мне подчас бушуют страсти, мне хочется ярких эмоций, движения, порой ветра и шторма. Нет пока покоя в моей душе. И кажется даже иногда, что покой – это смерть. Мое кредо – действие и движение. Я точно знаю, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Мои крылья не белые, они пестрые, есть черные и яркие белые, даже серебряные перья. Раньше было много серого, невнятного, но теперь вижу, что черное и белое. И надеюсь, что серебра становится больше с каждым годом.
Я не умею медитировать, вернее, не так, как это считается правильным, я не могу останавливать ум надолго. У меня все происходит какими-то порывами или прорывами, короткими озарениями. Я вообще спринтер: рывок на пределе сил, но затем должна
Глава 3
3 – Юпитер, Цель, Информация
Мэтт
«Love is the answer» муз.
Конечно, мы продолжили общаться с Мэттом, он оказался моим соседом в новой стране, в поселке, где я нашла дом. Хотя теперь я понимаю, что вообще неважно, как бы мы взаимодействовали – как коллеги, как враги, как пациенты на соседних койках, как заключенные в камерах, как покупатель и продавец, как партнеры по бизнесу или соперники на ринге. Нам все равно было не избежать друг друга.
С начала времен мы были связаны, два потока, сгустка энергии, которые уже давно переплелись, проникли друг в друга, их уже не разделить, не поймешь, где заканчивается (хотя о каких концах здесь может идти речь) один и начинается другой. Кем мы только друг другу не были за миллионы лет: родителями, детьми, друзьями, врагами, братьями, сестрами. Но только в самую первую встречу мы прошли почти весь путь вместе. Почти потому, что он погиб молодым. Но жизнь была прекрасна, мы танцевали, мы горели, мы не могли оторваться друг от друга, и мы пообещали, что еще обязательно встретимся. Пообещали по-настоящему. А такие обещания, знаете ли, всегда выполняются. Те, которые сделаны в любви и из любви, а не из ума, выгоды или удобства. И вот мы снова вместе. Мы уйдем отсюда, с этой планеты, навсегда тоже вместе, если справимся, если пройдем уроки до конца, если не бросим друг друга и пойдем вместе. Пока ни разу не получилось, не выдерживали, оставляли, решали, что поодиночке или с другими легче. Может, в этой жизни получится?
Я тогда этого всего не знала, просто чувствовала эту нить, связывающую нас интуитивно. Было странно понимать, что не все мне нравится в нем: странные реакции, нелогичные, на мой взгляд, действия, много страхов и боли, молчание неделями. Я никогда ни от кого не соглашалась на манипуляции и отстраненность, но с ним была бессильна, хотела чувствовать и быть с ним рядом. Зависимые отношения? Да, именно так. Я не понимала, почему, когда ты хочешь отдавать только радость каждого момента, помогать, слушать, понимать, человек начинает тебя отталкивать. И когда он сказал в первый раз, что любит меня, я даже не удивилась, я не прыгала от радости, я ведь точно знала, что по-другому и быть не может. Это было как признание того, что вот я, я вернулся домой, к тебе.
С самого начала этой странной любви и отношений все складывалось через усилие, в основном мое усилие, мое желание получить его. Я, конечно, видела, что нравлюсь, я видела интерес в его глазах, мимике и жестах. То, как он, пожимая мне руку, не сразу ее отпускал. То, как он провожал меня взглядом, когда я просто шла мимо. Мне хотелось его всего, сначала секса в любой момент, много и страстно. Я даже думала тогда, что если мы сделаем это и насытимся друг другом, то все перегорит и пройдет очень быстро. Только страсть и больше ничего не нужно. Какой он человек? Какая разница, я хочу его и этого достаточно. Ни разница в возрасте, ни отличия в социальном статусе не имели для меня никакого значения. Но не для него. И знаете, теперь я понимаю его намного лучше. Как это все время чувствовать, не признаваться себе, бравировать, транслировать, что ты сильный и уверенный мужчина, но в глубине души всегда чувствовать, что твоя любимая женщина сильнее, мощнее, больше. И появляется соперничество, раздражение. Хотя, казалось бы, в чем может быть соперничество, за что борьба? Но он такой, какой есть, очень сильно травмирован детством и не сложившейся спортивной карьерой.