Там избы ждут на курьих ножках...

Вихарева Анастасия

Комната в глазу стала темнеть, к глазу приближались, чтобы его выколоть. Он потух.

Наконец, всевидящее око можно было хоронить.

Недалеко от избы-бани, где она брала землю, остался котлован. Избы хотели сравнять его, но Дьявол остановил, будто знал, что пригодится. Для захоронения котлован был как нельзя кстати. Она бросила глаз в яму и отправилась собирать всевидящие очи.

В избушке, только в подвале, Манька собрала всевидящих очей с сотню. Сначала она складывала их в корзину и выносила в горницу, но корзины закончились. Пришлось собирать в мешки, найденные в подвале избы-бани. Глаза были понатыканы повсюду, иногда висели связками.

Иногда

она натыкалась на странные ракушки, которые или висели гроздьями на стене, или хранились на полках, уложенные рядами.

Манька исследовала несколько таких ракушек, подозревая, что это всеслышащие уши. Они и вправду походили на человеческое ухо, но не полое внутри. Она поднесла ракушки к уху и послушала: ракушки едва заметно шумели, иногда сильнее, чем другие, но признаки голоса или чего-то подобного не обнаружила, и после недолгих раздумий решила, что это или гриб, который иногда селится на древесине, как чага — но в древесину ракушки не врастали, а были как бы сами по себе, или ракушка и есть, которые или избы, или их прежние хозяева могли насобирать, как память о море-океане. Манька на море-океане была только раз, и не на теплом, а на холодном, и сама видела, что причудливые ракушки там валялись по всему берегу, и некоторые из них очень походили на те, которые висели в избе.

Так или иначе, она решила, что их тоже надо собрать в мешки. Для памяти одной — двух было достаточно, а если это гриб, то избы ей только спасибо скажут — и Дьявол, может быть, похвалит. Когда Манька приняла решение, она почувствовала себя немножко хозяйкой.

Чувство было новое, и противоестественное ее природе. Избы имели богатств, каких у иного человека за всю жизнь не накопилось бы. Не было на земле других таких изб. Но Манька вдруг изобличила себя: у нее или опыта не было быть богатой, или не умела вовсе. Руки сами нашли карманы и спрятались, а голова стала виноватой. И каждой вещи глаза искали хозяина. И попроси у нее кто тот же самостоятельный инструмент, она запросто отдала бы, вместо того, чтобы беречь как зеницу ока. Вампиры лишили ее не только умных мыслей, но и самых простых чувств.

Манька вдруг испугалась саму себя.

«Пусть уж лучше избы будут хозяйками, а она иногда просить их одолжить ту или иную вещь!» — подумала она, отказываясь от мысли быть избам чем-то больше, чем просто друг.

Глаза и странные ракушки были повсюду: в подвалах изб, в горнице, в бане, в предбаннике, на чердаках, на стенах с улицы и под самой крышей. Она собрала их только к вечеру. И неожиданно обнаружила, что там, где глаза и ракушки были убраны, стали вырастать огромные камни-валуны. Чтобы не мешались под ногами, она сносила их в одно место, сдвигая к стене. Камни могли пригодиться, и капусту засолить, и прижать ее до сока — камень нужен, в каменку — для жара, а то сама изба ими кормилась, ведь собирали избы хворост и древесину, копаясь в земле, могли собирать и камни.

Манька перестала сомневаться, что и ракушки избам зачем-то нужны.

На следующий день она вынесла глаза на улицу, поближе к вырытой яме, а ракушки отнесла на чердак, высыпала из мешка на пол, раскатав нетолстым слоем, чтобы не сгнили и не заплесневели. Дьявол встал ни свет, ни заря и опять ушел под землю. Когда он вернулся, Манька уже столько наслушалась и натерпелась от глаз, что совсем забыла доложить о ракушках и камнях. Всевидящих очей было так много, что даже Дьявол вытаращил глаза, когда все мешки были вынесены и свалены у стола.

Четыре дня Манька вглядывалась во всевидящие

очи с утра до вечера, с ужасом подсчитывая время, оставшееся до полнолуния. Она торопилась изо всех сил, но пока в глазу хоть кто-то оставался, он оставался живехоньким, и все время норовил уползти. К счастью, к концу второго дня она заметила, что между тем или иным глазом различий было немного. Вампиры не утруждали себя художественными изысками, лепили одно и то же по образу и подобию. Ясно было одно, что всем правым глазам, которые она собрала в старшей избе, вампиры искали унижения, а левым, собранным в избе-бане, сообщали только приятное. Наверное, это было связано с тем, что в избе-бане Баба Яга хранила крест крестов, а в старшей мучались вампирские души.

Левому глазу вампиры предлагали деньги, завидовали, объяснялись в любви, просили денег, мочили его духами и всякими масляными благовониями. Глаз то и дело скрывал от Маньки истину, и ей приходилось подолгу его упрашивать показать вампиров, напоминая, что глаз все-таки хозяину уже не принадлежит, и тот, у кого его вырвали, теперь безглазый. Правый глаз, напротив, устрашали и морили голодом, мочились на него, кормили навозом и помоями. С правым глазом, который унижали, в отличии от левого, работалось быстрее, но он был сильно напуган, и никак не мог поверить, что все это с ним происходило. Но вскоре, как только Манька истрадавшему глазу докладывала, чем его напугали, он сразу же становился студенистым, и можно было отправлять его в яму.

И опять же, к счастью, глаза в основном были только правые.

Левые уместились в одну корзину.

Когда с глазами было закончено, она еще раз обошла обе избы, и заглянула во все углы. Пропустила она немного, всего с десяток глаз. Если бы не Дьявол, который сам указывал, где глаза прячутся, она бы не в жизнь с ними не сладила. Глаза разбегались в разные стороны и выскальзывали из рук, так что приходилось загонять их в угол и накрывать сачком. Были они очень старыми, и выяснилось, что все они были правые, но как бы левые, которым сулили вампиры только радостное и приятное времяпровождение, если глазу посчастливится увидеть вампира и поближе с ним сойтись — и глаза прятали от нее вампиров.

Наконец, когда Дьяволу возня надоела, он каждый глаз по очереди накрутил на вилку, и несколько раз постучал им об столешницу — глаза сразу присмирели, открывая истину.

— Тебе не больно? — с сочувствием спросила Манька, вспомнив, как наказала себя саму.

Дьявол хитро ухмыльнулся.

— А у меня глаз нет! — ответил он с ехидцей. — Зацепиться-то им не за что! Я ж голое сознание!

Среди вампиров, которые последнему десятку глаз пришлись по вкусу, она не увидела знакомых, искалечивших предыдущие глаза. Эта несхожесть натолкнула на мысль, что изба побывала еще в чьих-то «заботливых» руках. Дьявол косвенно подтвердил ее мысль, заметив, что ампутация — ампутация, и глаза у человека нет, не важно, вырезали его с благочестивыми помышлениями или без оных.

Когда глаза закончились, Манька облегченно вздохнула, но радость была недолгой.

Стоило ей войти в избу, она почувствовала, что к трупному запаху разложения, который все еще копился в избе при закрытых дверях, добавился странный запах горелости, точно жарили шашлык, жгли волосы и кости… Манька расстроилась вконец, страшно обозлившись. До полнолуния оставались две недели, а у нее все еще не было укрытия — и избы, в случае ее смерти, не оставались здоровыми, чтобы помянуть добрым словом и, на худой конец, предать останки земле…