Там, куда я ухожу
Шрифт:
В ответ Некрасов развел руками.
– Тебе нужен отдых.
– Да, и что же я там буду делать? В этом твоем Лазаревском, пропади оно пропадом! Мы же планы строили, и что, это уже не так важно?!
– Алина…
– Да какого черта?!
В ответ Даниил расплылся в улыбке.
– Чего ты лыбишься?! – не унималась Алина.
– Да пошутил я, родная.
Некрасов встал из-за стола и попытался обнять ее. Алина ускользнула от него и с силой стукнула по спине. Ловкая кошка.
– Придурок! – крикнула она.
Даниилу
– Я бы не променял наш отпуск ни на что на свете.
– Молоко точно убежало…
– Да и черт с ним, с этим молоком.
Последовал долгий страстный поцелуй. Губы Алины показались Даниилу особенно сладкими. Ему уже не хотелось ужинать. Ему хотелось кое-чего другого.
Его руки блуждали под ее футболкой. Прикосновения возбуждали, и он чувствовал, как она твердеет в правильных местах. Наслаждался теплым дыханием, ласкающим шею.
Он усадил ее на кухонный стол и прижал к себе.
– Возьми меня… – на выдохе произнесла Алина.
Свет в комнате был погашен, шторы задвинуты, и только экран телевизора давал блеклый свет, нестабильный, то и дело взрывавшийся эпичными сценами голливудского боевика.
Подложив под голову подушку, Алина залипала в экран и думала о том, что «кино в 21:00 на СТС» за Полярным кругом почему-то крутят на два часа позже, а программа «Время» по «первому» начинается не в девять вечера, как, например, в Москве, а в десять.
Ей казалось странным, что она вообще думает об этом. Ведь есть записи телепередач, «сетка вещания» и еще какие-то понятия из мира телевизионщиков. Или вот еще занимательный факт: «прямой эфир» не в полном смысле прямой, ведь всегда есть отставание в несколько секунд.
Все эти копания в ненужной, но забившей далекие уголки памяти информации отвлекали ее от мысли, что Даниил не спит, хоть и притворяется. Что он о чем-то думает, глядя в окно, вот уже второй час. И методично отбивают ритм часы на его руке. Крепкие механические часы марки Tissot.
3.
Запись первая.
«Ее украденная красота»
С чего начать мою историю? Хороший вопрос…
Мне было двенадцать, когда я впервые спросил у приемной матери, почему она меня так сильно ненавидит. В этот момент в комнату ворвался Митя – разъяренный, раскрасневшийся лицом – и набросился на меня.
– А за что тебя любить?! – прокричал мне в ухо мой брат. Мой старший неродной брат. – Что ты сделал для этой семьи полезного?! Ты, мелкий ублюдок…
Мать попыталась остановить Митю, но этому плечистому задире все было нипочем. Он до смешного легким движением отодвинул ее назад, ближе к двери, а сам схватил меня за грудки и впечатал в стену, да так, что у меня искры из глаз полетели, да и не только искры – звездочки, кирпичи, небо рухнуло.
Так я в
– Проваливай в свою конуру и не вылезай оттуда до завтра! Иначе раздавлю тебя, клянусь…
Каждое слово он проговаривал тщательно. Сцеживал кислоту сквозь сито своих мелких острых зубов. Казалось, что челюсть его вот-вот треснет от напряжения. Но мне не было страшно. Мне было смешно. Самое странное – хотя, быть может, вполне закономерное – таилось в моей реакции, и таится там до сих пор. В ответ на угрозу я смеюсь.
Но почему я смеялся, когда видел окровавленное лицо той девушки? Она была молода. Она была красива, пока мой кулак не превратил ее личико в кровавое месиво. Я изначально хотел все сделать руками, без помощи каких-либо инструментов. Только перчатки надел, и шапочку для плавания на голову. После, конечно же, обработал все это хлоркой. Выбросил.
Неужели мне было страшно? Я вижу ее светлые глаза, ее пухлые губки, прокручиваю в голове события прошлой ночи снова и снова, и прихожу к мысли, что страх возник именно из-за ее красоты. Мне было непросто заставить себя это сделать. Красоту уничтожить слишком легко, а вот уродство… оно изначально в людях, я это знаю. Потому его цена не столь высока.
Когда все кончилось… когда она умерла, навсегда оставшись такой молодой, я испытал ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения. Будто внутри меня взорвалась бомба с каким-то опьяняющим веществом. Я создал нечто прекрасное. Украл ее красоту, превратил эту красоту в уродство, а после сделал первый штрих в своей новой истории.
В Смерти много хорошего, ее зря недооценивают, и уж тем более зря боятся. Она ставит точку. Подводит итог.
Порой для подведения итогов одной Смерти слишком мало.
4.
Даниил проснулся в тот момент, когда самолет начал снижение. Почувствовал это во сне. Будто кто-то толкнул его в спину, но лицо этого человека он разглядеть не смог, потому что каждая его попытка обернуться заканчивалась лишь возвращением в исходное положение.
Ту-154 с легкостью преодолел слой облаков и, недолго покружив над разросшимися пригородами Москвы, приземлился в аэропорту Внуково.
– Черт… – с негодованием протянула Алина, когда они с Даниилом стояли у багажной ленты.
– Что такое?
– Зарядку положить забыла. Вот клуша!
Для наглядности Алина слабенько постучала себе по голове мобильным телефоном марки Sony Ericsson.
– Ничего. От моего «динозавра» подойдет, – махнул рукой Даниил, не отрывая взгляд от движущихся нестройным рядом дорожных сумок и чемоданов. – Да и по пути можем купить, проблем-то!
– Времени маловато у нас. Если бы прилетели вовремя, а так… Поезд через два часа. И ты знаешь, какие пробки в Москве, да еще и вечером в понедельник…