Там лилии цветут…
Шрифт:
Алина оделась, собрала мягкие волосы в строгий узел на затылке a la directrice. Уложила в сумку старые джинсы для Василь Василича, их трудовика и физкультурника, алкаша и сплетника с бурной фантазией. Тот неделю просил всех в учительской притащить старые штаны, что-то он затеял на своей даче, для чего необходимы именно джинсы.
Утренние хлопоты постепенно притушили воспоминания о страшной находке. Алина усилием воли постаралась убрать мысли. Решила не думать, стереть из воображения распухшее лицо с объеденными губами
Лучше она подумает, какое у нее сегодня расписание.
Так, у нее нынче в 4 классе интересная тема – «Щелкунчик и Мышиный Король». Это прекрасно!
Сказка унесла в детство, напомнила о красивой маме, о тоненькой книжке на немецком. О том, как однажды ее вечно занятая мама решила почитать ей сказки. Переводила она, наверное, не слишком хорошо. Потом Алина прочла весь текст и по-немецки, и по-русски. Он был гораздо богаче, интересней.
Но вечер запомнился навсегда – неяркий свет бра, мама в красивом халате переводит, читает с запинками удивительную сказку Гофмана.
Деревянный Щелкунчик, Орех Кракатук, Мастер Дроссельмайер…
От сказки веяло странным, даже страшным. Крысиный Король полон ледяного коварства, Щелкунчик – жаркой отваги.
Там еще есть маленькая, милая девочка, она добра к Щелкунчику, жалеет его.
Но Алина почему-то представляла себя в детстве не золотоволосой Мари, а деревянной игрушкой с огромной челюстью. И очень сочувствовала Щелкунчику. Как это грустно и беспросветно – быть уродливым и деревянным!
О том, что можно стать такой красивой, как девочка Мари или мама, она и не помышляла!
Мысли о Щелкунчике были как нельзя кстати. Они великолепно отвлекали от утреннего происшествия.
Алина шла по осенней улице, наслаждаясь теплым ветерком в лицо. На небо, с утра безоблачное, натягивались темные облака. Сентябрь радовал «бабьим летом». А в Болгарии, например, оно называется «цыганским». Алина вспомнила цыганку, вздохнула – как здорово быть такой бесстрашной. Силком остановила мысли, норовившие после цыганки уйти к пруду с лилиями.
Возле школьной котельной кучковались мальчишки, хихикали, толкали друг друга. Ясное дело, курят.
Обычно она не слишком ввязывалась в воспитательные дела. Но сегодня очень хотелось с кем-то поговорить. О чем угодно, лишь бы убрать послевкусие от страшной находки.
У котельной стояли шестиклассники – самый вредный возраст. Подходя, она учуяла запах дрянного табака. Травятся смолами и табачным мусором!
– Доброе утро!
В руках у мальчишек сигарет не было, но дымом от них тянуло явственно,
– Здрасьте, Алина Сергеевна!
– Курим, значит?
– Не-не! Просто стоим, разговариваем.
Мальчишки прятали ухмылки в пробивающиеся усики. Они не были злыми, но
– Вы думаете, когда курите, выглядите взрослыми?
Они молчали, отворачивались.
– Нет, взрослыми вы можете стать, когда примете ответственность за все то дерьмо, которое происходит в вашей жизни. Как бы пафосно это ни звучало.
Она говорила с ними, как со взрослыми. 13 лет – это ушлый подросток, притворяющийся ребенком. И всё они понимают.
– Фу, Алина Сергеевна, дерьмооо.. – протянул самый красивый мальчишка.
– Ах, пардон, – сказала Алина, – Джентльмены в шоке? Джентльмены не какают? Они инопланетяне?
Мальчишки смеялись и смотрели одобрительно.
– Ладно, меняем слово «дерьмо» на «фекалии».
Мальчишки закатились, самый смешливый сложился пополам.
– Я рада, что развеселила вас! Но в моей фразе главным было не это нехорошее слово. А какое?
– Ответственность. – сказал самый умненький с ироничными темными глазами. Он не хохотал, как прочие. Просто улыбался.
– Воооот.
Алина развернулась и пошла к школе. Ее, один за другим, обогнали те же мальчишки, Улыбались, в лицо заглядывали. Дешевым табаком от них разило на пару метров.
Она им тоже улыбалась одобрительно. На пару часов их юные легкие спасены. Она сделала, что могла.
В учительской пахло кольдкремом. Мама так называла немецкую жирную субстанцию в стеклянной банке с синей наклейкой, стоящую на туалетном столике.
Точно такой же запах, по мнению Алины, у всех современных питательных кремов. И есть у нее подозрения, что делают их из тех же ингредиентов, что и сто, пятьдесят, двадцать лет назад.
Аромат напомнил красивую маму, воспоминание одновременно успокоило и вызвало тревогу. Появилось сильное желание быть лучше, стараться старательней, лезть из кожи вон, чтобы мама заметила и похвалила.
Алина одернула себя. Мамы давно нет – уже не похвалит. И нечего об этом мечтать.
В учительской разговаривали математик Леонид Анатольевич и химичка Татьяна Игоревна.
Математик напоминал отважного витязя: мягкая русая бородка, рост под сто девяносто, большие руки и ноги, нос с благородной горбинкой.
Но впечатление не соответствовало истине. Благородство в красавце-математике полностью отсутствовало. Леониду Анатольевичу недавно стукнуло шестьдесят и всю жизнь он жил с мамой – строгим бухгалтером. Мама уже не выходила из дома и все хозяйственные дела падали на плечи лже-витязя.
Математик имел склочный бабий характер, брался за все подработки и кружки, какие могли принести лишнюю копейку. Вел шахматный кружок, за который платили родители школьников. И, как рассказывала Алине ее подружайка – Татьяна Игоревна, чтобы купить лампочку подешевле, обходил все ближайшие электротовары в радиусе двадцати километров.