Там мой брат!

Лазарева Лёна

Борька, дружище! Не смей гибнуть! Я же тебя из-под земли достану! Ну кому я скажу тогда, что это ты меня спас? Твой подарок и рука твоя, протянутая в ночи… издалека… хоть ты сам и не знаешь об этом.

– Он дождется, - упрямо прошептал я, хотя Миррус не мог слышать – он уже ушел. Мне вдруг стало так холодно, как не было ещё – разве что в ночи, когда ехал сюда, и кобылка моя неспешно форсировала речку, а ноги мои были в воде…

Во всяком случае я со стыдом почувствовал, что меня начинает трясти – почти

как прошлою ночью, когда Цэгэн камчой орудовал… Не так сильно, но сдержать дрожь не получалось.

– Внимательнее, внимательнее! – раздался совсем рядом старческий голос, чуть дребезжащий, но полный жизни и язвительности. – Горди, что ж ты..! вот, теперь дуй за новой порцией, растяпа! Натка, как там этого твоего зовут? Эдан, так что ли?

– Так, - ворчливо, напоминая интонациями Кошку Доори, отозвалась Энатали. – Где тут твое питье, старый ты хрен? Он пить хотел…

– На вот, держи, там и обезболивающее – ему щас надобно будет. Всю спину исполосовали, твари… Камчой, что ли? Похоже…

– Эдан, - обратилась ко мне Натка. – Попей, а? тут травка заварена, горьковатая, правда… Зато освежает и боль уймет…

– Спасибо!

Я приник к кружке, очень ловко подставленной девушкой, и пил так, словно она и не давала мне попить некоторое время назад. И не важно, что горькое… Какая ерунда! Какой же эльф откажется от настоя трав?!

– Горди! Поди сюда! Давай его на стол, а я руки помою…

– Я помогу, - тут же сказала Энатали. – Эдан, мы сейчас тебя перенесем, чтобы Леммель смог тебя полечить. Ты постарайся не кричать, ладно? А то тут за стенкой еще пара раненых, и они спят… не хочется ребят будить…

– Угу… - выдавил я. – Конечно…

Ведь удалось же мне не кричать там… у орков. Хотя вот Нарану, наверное, очень хотелось, чтобы я кричал… Жаль, нету тут дерева. Веточку бы!

– Мастер, может, сначала раздеть? На столе-то неудобно будет…

– Валяй, так и впрямь лучше… Да и обмыть можно сразу… я пока что… подготовлюсь тут…

Тихое фырканье Горди… Теплый смешок Натки…

Они срезали с меня лохмотья, не так давно бывшие одеждой. Безжалостно содрали присохшую повязку (сразу вспомнился Цэгэн, и не только от боли, вспыхнувшей в потревоженной ране)… И я мог с точностью до секунды определить, в какой момент девушка разглядела наконец мои… «прелести»….

Короткий полу-вздох – полу-всхлип, тихое ругательство сквозь зубы…

– У, орки! – в этом слове, произнесенном растяпой Горди, слышна ненависть… - Гады!

– Ох, Эдан, - еле слышно выдыхает Натка. – И ты такое выдержал! Бедный…

Странным образом от ее сочувствия мне сначала становится ещё больнее, и я хрипло выдыхаю… Тогда, у орков, казалось мне, что «мастер камчи» уже смог добраться до легких… А потом вдруг вижу, как плывет перед глазами милое ее лицо с несколькими смешными конопушками и эльфийской татуировкой у глаза, а в глазах-то слезы, настоящие, вот как блестят!

Закрываю глаза, но всё равно продолжаю видеть Энатали. Как будто и

не закрывал. Она из темноты смотрит.

– Ты… ты держись! – шептала она мне, пока ругающийся под нос Горди смывал с меня грязь и запекшуюся кровь. – Ты смелый и сильный! И Миррусу нашему ты понравился, и… мне… тоже… Держись! А Леммель тебе поможет! Он знаешь какой лекарь здоровский?! Он у нас огого сколько народу на ноги поставил! И тебе тоже поможет! Он же маг! Маг-целитель… только что мертвых не оживляет, а так… И не смотри, что пьет – он, когда выпьет, лучше всего и работает! Вот.

– Пусть пьет, - прошептал я непослушными губами, - теперь всё будет хорошо… Всё должно быть хорошо…

Пожалуйста, пусть Миррус успеет! И Борька выживет… Только уцелей, проклятый гном – как же я без тебя?!

Натка сидела на какой-то скамейке, рядом с хирургическим столом, и смотрела на меня.

Голубые глаза, светлые и влажные, как кусочек весеннего неба… Я видел нечетко, голова немного кружилась, и порой казалось, что глаза эти смотрят из темноты, хотя в комнате было светло. Но их я из виду не терял. Надо же было за что-то держаться!

Только иногда не получалось быть совсем уж беззвучным, и помимо воли из горла рвался какой-то булькающий хрип… но, кажется, это было негромко…

– Так… - это Леммель… дорогим вином несет от него, как от винной бочки. Захмелеть впору… - Ого, как над парнем поработали! Ты глянь, Горди, живого места же нет! И ведь не орет…

В голосе лекаря неподдельное уважение и… да, благодарность. Видать, наслушался воплей и рад, ежели пациент тихо себя ведет…

– Теперь и я верю, что орки от него мало чего добились…

– Совсем ничего! – резко возразила Натка. – Ты думай, что хочешь, Леммель, а я верю и знаю – он им ничего не сказал. Совсем.

– Дура ты, - необидно отозвался лекарь, звеня склянками. – И уши у тебя дурацкие. Не обязательно говорить, чтобы что-то выдать… Если он сказал, что охотник, а они не поверили, значит, изначально прокололся на чем-то… Так-то ведь похож же… отчего бы ему охотником не быть? Так ведь все равно… вишь, как поспрашали… Это во-первых. А во-вторых, ежели у них хоть один умный был, так все одно какие-то выводы, да сделал. Даже и из молчания можно выводы сделать… Просто если молчать глухо и вообще ничего не говорить, то и выводы будут куцыми. Вот я об том и толкую. Мало чего от него добились.

– Вечно ты… мудришь, - проворчала девушка и с неожиданной нежностью погладила меня по щеке. – Ты, Эдан, не обращай внимания, Леммель вечно такой… А я знаю, что ты ничего не сказал. Хочешь еще водички? Лем, его можно поить еще?

– Можно, можно…

– Хочу, - ответил я неожиданно звонким голосом. Как будто лекарь вместе с грязью и кровью смыл то, что мешало мне говорить. – Дай… Пожалуйста.

Энатали радостно подхватилась, подставила кружку с водой, и соломинку еще воткнула, чтобы мне не нужно было поднимать голову.