Там, за Ахероном

Во втором круге было ветрено. Как всегда. Насыщенный угольной пылью ревущий воздух норовил повалить тяжелую тачку и, врываясь в многочисленные прорехи ватника, леденил душу.

Душа,

она ведь тоже, как и тело, способна испытывать и боль, и холод. Разница лишь в одном: душа бессмертна.

Обглоданная ветром скала заслонила низкую сложенную из камня вышку, и дон Жуан остановился. Навстречу ему порожняком — в тряпье, в бушлатах — брела вереница погибших душ. Подперев свою тачку булыжником, дон Жуан отпустил рукоятки и, надвинув поплотнее рваный треух, стал поджидать Фрола.

Фрол Скобеев был, как всегда, не в духе.

— В горние выси мать! — злобно сказал он, тоже останавливаясь. — Сколько было баб у Владимира Святого? А? Семьсот! И все-таки он — Святой, а я — здесь! Эх, начальнички…

За четыреста лет дружбы с Фролом дон Жуан изучил русский язык в совершенстве. Но в этот раз Скобеев загнул нечто настолько сложное, что дон Жуан его просто не понял. Что-то связанное с Великим Постом и посохом патриарха Гермогена.

— За что страдаем, Ваня? — надрывно продолжал Фрол. — Ну сам скажи: много сюда нашего брата пригнали в последнее время? Да вообще никого! Плюют теперь на это дело, Ваня! За грех не считают! Так за что же я почти пятерик отмотал?!

Над обглоданной ветром скалой появилось ехидное шерстистое рыло охранника. Правое ухо — надорвано, рог — отшиблен.

— Эй! Развратнички! — позвал он. — Притомились, тудыть вашу? Перекур устроили?

— Обижаешь, начальник, — хрипло отозвался дон Жуан. — Портянку перемотать остановился…

Свою легендарную гордость он утратил четыреста лет назад.

— Сбегу я, Ваня, — сказал сквозь зубы Фрол, снова берясь за рукоятки своей тачки. — Ей-черт, сбегу!

Размышляя над этими несуразными словами, дон Жуан довез тачку до третьего круга. Холодный, рвущий душу ветер остался позади. Его сменил тяжелый дождь с градом. Крупная ледяная дробь разлеталась под ногами. Тачку занесло. Грешники третьего круга перегрузили уголь на салазки и покатили под уклон — в глубь жерла. Там, в четвертом круге, грузный мокрый уголь свалят на корявые плоты — и вплавь по мутному и тепловатому уже мелководью Стикса, — на тот берег, туда, где над чугунными мечетями города Дит встает мартеновское зарево нижнего Ада.

— Запомни пригорочек, Ваня, — со странным блеском в глазах зашептал Фрол, когда их тачки снова встретились. — Пригорочек, а? За которым мы в прошлый раз остановились! За ним ведь низинка, Ваня! И с вышки она не просматривается…

— Да ты повредился! — перебил его дон Жуан. — Бежать? Куда? В Лимб? В первый круг? Заложат, Фрол! В Лимбе — да чтоб не заложили!..

— Зачем же в Лимб? — И шалая, опасная улыбка осветила внезапно лицо Фрола. — Можно и дальше…

— Дальше — Ахерон, — холодно напомнил дон Жуан — и вдруг понял: — Ты что затеял, Фрол? Там, за Ахероном, — жизнь! А мы с тобой тени, кореш! Тени!

— Я все продумал, Ваня, — сказал Фрол. — Тебе одному говорю: у

них в первом круге есть каптерка. Сам слышал — начальник охраны и этот, с обломанным рогом, беседовали… Они же, когда на дело идут, в «гражданку» переодеваются, Ваня! И у них там есть каптерка! Тела, понимаешь? Новенькие! На выбор!

— Но ведь она же, наверное, охраняется! — ошеломленно сказал дон Жуан. — И там же еще Харон!..

— ЗАКОНЧИТЬ РАБОТУ! — оглушительно произнес кто-то в черном клубящемся небе. — У КОГО В ТАЧКАХ УГОЛЬ — ДОСТАВИТЬ ДО МЕСТА И ПОРОЖНЯКОМ ВОЗВРАЩАТЬСЯ В КАРЬЕР. ОБЩЕЕ ПОСТРОЕНИЕ.

— Что-то новенькое… — пробормотал дон Жуан.

Их выстроили буквой П, и в квадратную пустоту центра шагнул начальник охраны с каким-то пергаментом в когтях.

— В связи с приближающимся тысячелетием крещения Руси Владимиром… — начал он.

— Амнистия! — ахнули в строю.

Дон Жуан слушал равнодушно. Ему амнистия не светила ни в каком случае. Как и все прочие во втором круге, он проходил по седьмому смертному греху, только вот пункт у него был довольно редкий. Разврат, отягощенный сознательным потрясением основ. Кроме того, выкликаемые перед строем фамилии были все без исключения славянские.

— Скобеев Фрол!..

Дон Жуан не сразу понял, что произошло.

— Ваня… — растерянно произнес Фрол, но его уже извлекли из общей массы. Он робко подался обратно, но был удержан.

— Ваня… — повторил он — и вдруг заплакал.

Дон Жуан стоял неподвижно.

Колонна амнистированных по команде повернулась нале-во и двинулась в направлении третьего круга. Через Стигийские топи, через город Дит, через Каину, через Джудекку — к Чистилищу.

В последний раз мелькнуло бледное большеглазое лицо Фрола.

— ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ! — громыхнуло над головами.

— Сучий потрох! — отчаянно выкрикнул дон Жуан в бешено клубящийся зенит. Очередной шквал подхватил его крик, смял, лишил смысла и, смешав с угольной пылью, унес во тьму.

Сверзившись в низину вместе с тачкой, дон Жуан припал к земле и замер. Если расчет Фрола верен, то его падения никто не заметит. А заметят? Ну, виноват, начальник, оступился, слетел с тачкой в овражек…

Вроде обошлось.

Дон Жуан стянул с головы треух и вытер лоб. Жест совершенно бессмысленный — души не потеют.

Тачку он решил бросить, не маскируя. Угольная пыль проела древесину почти насквозь: что земля, что тачка — цвет один.

Пригибаясь, дон Жуан добрался до конца Фроловой низинки и, дождавшись, когда охранник на вышке отвернется, вскочил и побежал. Ветер здесь был сильнее, чем в рабочей зоне. Сразу же за бугром сбило с ног, и пришлось продолжить путь ползком…