Там за морем деревня… (Рассказы)
Шрифт:
Камал делает длинную паузу, но «голова» не торопит, он покачивается в кресле, и щелочки меж припухлыми веками вовсе сужаются.
— …в котором, — Камал набирает в грудь побольше воздуха, — будут лежать наши письма в будущее!
Опять пауза, и опять «голова» не торопит.
— Каждый из выпускников напишет, что он собирается делать после школы, какие у него мечты и планы! — победно выпаливает Камал. — Этот конверт с нашими письмами мы вручим вам, Канапия Ахметович! — Оратор поводит красивыми бараньими глазами по директорскому кабинету
В щелочках меж пухлых век блеснуло что-то острое, как лезвие бритвы.
— Примчитесь? Со всех концов? Издалека? Будаев, ты, наверное, и сам не понимаешь, как меня встревожили твои слова. Я почему-то надеялся, что часть вашего выпуска останется здесь, в Чупчи. Скоро у нас в степи станет некому ходить за отарами. У нас в колхозах почти все чабаны глубокие старики. Кто-то должен их сменить. Кто-то должен сменить и твоего отца. Ты об этом подумал, собираясь писать про свои мечты и планы?
— Я, конечно, думал, Канапия Ахметович, — мямлит лучший оратор, — но я ещё не решил.
Морщины на широком темном лице иронически изогнулись.
— Когда решишь, непременно поставь меня в известность. А сейчас скажи мне, Будаев, что значит слово «традиция»?
— Традиция? — Камал запускает пятерню в смоляные кудри. — Ну, это, Канапия Ахметович, как бы поточнее сказать… ну, в общем ценная инициатива, которую у нас будут перенимать другие школы. Вот увидите. И в газетах напишут про наш почин.
— Ценная инициатива? — Директор поцокал языком, как бы пробуя слово на вкус. — Ты говоришь, почин? — «Голова» ещё поцокал и поморщился. — Нет, не то ты говоришь, Будаев. Власенко, вы можете объяснить, что такое традиция?
— Могу!
Она встала, ненадолго задумалась.
— Традиции, Канапия Ахметович, передаются из поколения в поколение. Например, революционные традиции.
— Садитесь! Вы нам очень помогли, Власенко. Спасибо.
«Голова» поднял вверх указательный палец, требуя особого внимания.
— Итак, мы установили, что традиции передаются из поколения в поколение. Теперь заглянем в толковый словарь. Будаев, открой книжный шкаф. Видишь четыре зеленых тома? Это знаменитый словарь Даля. Обрати внимание, Будаев! Весь третий том занимают слова на букву «П». Самая нужная буква в русском языке. Нет, Будаев, нам с тобой третий том пока не требуется. Достань-ка и подай мне четвертый.
Камал вытаскивает четвертый том, подает «голове». Канапия Ахметович любовно охлопывает книгу ладонью — так в степи охлопывают статную лошадку. Раскрывает словарь посередке и начинает листать. Камал и Люда недоуменно переглядываются.
— Трава, травка, травушка, — любовно приговаривает «голова». — Травень, траверс, травить… Хм… Такие разные слова, а стоят рядом. Трагедия… Ага, вот оно! Традиция. — Короткий толстый палец замирает на строке. — Послушайте, что нам толкует Даль.
Камал спешит подать «голове» третий том.
— Вот здесь! — директор ведет толстым пальцем по странице. — Предание, Будаев, — это не только повествование, как мы с тобой привыкли думать. Предание — это память о событии, перешедшая устно — обрати внимание: устно! — от предков, а также поученья, наставленья и правила житейские, переданные одним поколением другому. Власенко, вы правильно сказали. Пе-ре-даются. Очень правильно!
Директор благодушно распускает все морщины, щелочки меж темными веками приоткрываются пошире.
— Теперь заглянем и в новый словарь. Достань-ка, Будаев, вон тот коричневый том.
Окончательно сбитый с толку Камал подает директору словарь Ожегова. Директор листает словарь с видимым неодобрением.
— Трава… Травиться, травма. Обрати внимание, Будаев, Даль такого слова — травма — не знал. Пойдем дальше. Смотри, Будаев! Традиция! Читай сам.
Канапия Ахметович держит указательный палец у найденной строки. Камал оглядывается на Люду, но и Люда не чует, куда клонит директор.
— «То, что унаследовано от предшествующих поколений, — читает вслух Камал. — Например, идеи, взгляды, вкусы, образ действий, обычаи», — на последнем слове Камал оживляется, — обычаи, Канапия Ахметович!
Директор шумно вздыхает.
— Как я и предполагал, Будаев, ты неправильно толкуешь это мудрое слово. Ты мне сказал, что ваш выпуск собирается начать новую традицию, но, оказывается, традицию нельзя начать, её можно только унаследовать. В этом согласны и мой любимый Даль, и строгий Ожегов, которого ты сейчас поскорее вернешь на полку.
Покачиваясь в кресле, «голова» ждет, пока Камал выполнит его распоряжение, и неторопливо продолжает разговор, уводя обоих делегатов всё дальше от того дела, с которым они заявились к нему в кабинет.
— Теперь, Будаев, скажи мне, когда у казахов справлялся Новый год в прежние времена?
— Весной, — Камал отвечает не очень-то уверенно.
— Верно. В первый день месяца наороз по самсатскому календарю. И какая была в степи новогодняя традиция? — Не дожидаясь Камала, «голова» сам отвечает на вопрос: — На Новый год казахи выбрасывали старые вещи. Такой был у нас в степи обычай. Я, Будаев, с большой охотой однажды весной выбросил бы из школы все старые, безобразные парты и купил бы новые. Но этого я не смогу сделать ни весной, ни осенью, когда начинается учебный новый год. У меня, Будаев, нет денег на новые парты. Поэтому ты приедешь в Чупчи через десять лет и увидишь, что твоя старая парта всё ещё не сгорела в печке. Кстати, ты заметил, какая удобная щель прорезана в крышке твоей парты?