Тамара и Давид

Воинова Александра Ивановна

— Не будем унывать! Я твердо надеюсь, что эти злодеи пожалеют хромого рыцаря и оставят нас в покое.

Гагели хотел шуткой сгладить неприятное впечатление от разговора, но, оставшись наедине с Сосланом, он сказал:

— Не так, видно, просто пробраться к Саладину, когда Палестина полна разбойников и изуверов. К сожалению, со своей хромой ногой я больше буду Вам в тягость, чем в помощь.

Сослан успокоил Гагели, оказав, что сил у него хватит на двоих и что нуждается он сейчас не столько в физической помощи, сколько в умном совете и находчивости, какие больше всего требуются для завершения их трудного дела в Палестине.

Немного прошло времени после этого разговора, как Никифор пришел опять.

— Видно,

судьба покровительствует вам, — сообщил он, — Питер все устроил. Венецианский корабль идет прямо в Акру, капитан согласился взять вас за хорошее вознаграждение, не спрашивая разрешения императора Исаака. Среди того сброда, который он везет, ему приятно будет иметь дело со знатными людьми, которые могут хорошо заплатить за услуги. Но с капитаном Питер условился, — прибавил он, — что вы поедете монахами. Мы дадим вам бумагу, что вы состоите на послушании в нашем монастыре, а так как вы хорошо изъясняетесь на всех наречиях, то вам нетрудно будет иметь дело с пилигримами и объясняться с капитаном, если возникнет какое-либо затруднение. Больше медлить нельзя, ибо Питер слышал, что Исаак велел разослать своих лазутчиков по всем монастырям и после отхода крестоносцев вновь усилил свои поиски. Наш верный Питер заранее известил нас об этом.

— Наконец, пришло избавление! — воскликнул Гагели. — Я был уверен, что Питер справится с этим делом. Благодаря ему, мы едем в Палестину!

Поздно ночью, когда город был погружен во мрак, переодевшись монахами, Сослан, Гагели и слуги тихо вышли из Пантакратора и отправились к пристани в сопровождении Никифора и Питера, который должен был вести переговоры и передать их капитану. Они взошли на корабль спокойно, никем не замеченные, и сердечно распростились с Никифором и Питером.

Прощаясь, Сослан сказал Никифору:

— Если наша царица, как обычно, пришлет тебе дары, то извести ее о нашем пребывании в своей обители и отъезде в Палестину. Донесение пошли тайно и с надежным лицом, когда мы уже будем далеко.

Питера он обнял, крепко поцеловал и растроганно произнес: — Этой услуги я никогда не забуду!

— Все будет сделано так, как вами сказано! — ответил Никифор и прибавил: — На обратном пути, если река времени унесет нашего врага, не забывайте нашей обители! Если же его существованию суждено продлиться, тогда возвращайтесь к себе на родину иною дорогою.

Никифор и Питер, оставшись на пристани, долго ждали, пока, наконец, корабль отчалил от берега и поплыл сквозь ряды многочисленных судов.

ГЛАВА III

Когда царь Георгий IV, как теперь именовался Юрий, восседал на троне и принимал своих подданных, вид у него был угрюмый, неприветливый, редко улыбка озаряла его лицо. Особенно суровым становился он, когда к нему подходили наиболее влиятельные сановники, царедворцы и вельможи, оказывая знаки внимания и почета и преподнося подарки, состоявшие, главным образом, из воинских доспехов и украшений.

— Да утвердит бог царствование Вашего величества! — становясь перед троном, провозглашал каждый из них, — и да пронзит копье грудь изменников Ваших!

Равнодушно слушая все эти льстивые заверения в преданности, не веря их искренности, Юрий тяготился праздным этикетом, который не доставлял ему больше ни малейшего удовольствия, не возбуждал самолюбия и ничуть не укреплял его престижа.

Юрий понимал, что у него создалось в Иверии трудное положение. В сравнении с ласковой, щедрой царицей он казался неприятным, жестоким, даже коварным царем, от которого избалованные сановники не ожидали никаких милостей, а, напротив, готовились к самым резким и неожиданным выходкам с его стороны. Между тем, Юрий очень внимательно и старательно изучал государственную

жизнь Иверии и не только не хотел проводить время в праздности и блистательных пиршествах, но стремился к деятельности, расширению своих обязанностей по управлению страной, чтобы сильней укрепить царскую власть.

Видя, что владетельные князья, уединившись в своих роскошных поместьях, никому не подчинялись и творили, что хотели, Юрий решил, что его главной обязанностью является наведение порядка в стране. Царица очень заботилась о просвещении, о том, чтобы поднять духовный уровень своих подданных.

Столица была богато украшена, здесь уже образовалось рыцарское общество с иноземными нравами и обычаями, нарождались новые идеи гуманизма, поэты в своих произведениях прославляли отечество и царицу. Но, наряду с этим внешним блеском и широким размахом жизни, столица не была благоустроена. Многочисленные мастерские, наполненные ремесленниками, выполнявшими срочные заказы на всю Иверию, множество приезжих купцов, иноземцев, оживленные торговые сношения с восточными странами — все это нуждалось в строгом надзоре и упорядочении.

Роман неоднократно говорил Юрию, что хотя город и знатный, но ночью, пожалуй, вряд ли пройдешь спокойно. Караваны, нагруженные товарами, часто подвергаются нападениям, население не ограждено в достаточной степени от всякого рода зачинщиков беспорядков.

Юрий был уверен, что царице одной трудно справиться с новым укладом жизни, установить справедливость и правосудие. На этом пути она встретила всевозможные препятствия не только со стороны владетельных князей, но и Микеля, потакавшего своеволию высшей знати. В государстве не было твердой руки, которая держала бы в страхе непокорных и защищала от произвола население. Юрий считал своим долгом помочь царице, в этом его поддерживал Роман. — Суди право, — поучал он. — Первый суд — великое дело! Если случится разбирать спор между богатым и бедным, держи сторону бедного. Не отклоняйся от правды, чего бы это не стоило!

— Мое дело навести порядок, — замечал Юрий, — удалить вероломных от царского двора и каленым железом выжечь измену и предательство. Тогда царица будет довольна!

— Ты лучше каленым железом выжигай грех из своей души, — наставительно говорил Роман, подразумевая под грехом любовь князя к царице, но Юрий не слушал его, увлекшись мыслью благоустроить жизнь в столице.

Сосредоточив на этом все внимание, Юрий сам стал производить суд, принимать жалобы и разбираться в делах ремесленников и торговцев. По горячности нрава он не был так рассудителен, как Тамара, вступал в споры с влиятельными людьми государства и за короткое время приобрел себе среди них много врагов. Однажды к нему явился Арчил с башмачником Вальденом, которому Юрий заказал красную сафьяновую обувь для парадных выходов. Вальден был чем-то сильно расстроен и долго вздыхал, пока, наконец, не высказался:

— Беда со мной приключилась, царь. Сегодня в ночь мою мастерскую закрыли. Вашего заказа не могу выполнить.

— Кто закрыл? — вспыхнул Юрий. — Немедленно найти виновного и предать суду!

— Ничего нельзя сделать! — тихо сказал Вальден и сокрушенно посмотрел на Арчила, как бы спрашивая: говорить или нет? И, помолчав, добавил:

— Нехорошее дело вышло, государь. Я сам виноват.

— Говори! Чего боишься? Я тебе помогу, — сказал Юрий.

— Вот такое дело. Тут один князь заказал мне для жены башмаки. Он дал мне две большие жемчужины для застежек. Таких жемчужин я никогда не видал, цены им нету. Видно, привез издалека. Пришла беда, пропала жемчужина. Искал, искал, нигде не мог найти. Ох, что было — не передать! Как жив остался, не знаю. Князь закрыл мастерскую, наложил печати; пока, говорит, не найдешь жемчужину — не открою! Сам без работы и все материалы в мастерской остались! И судиться не с кем!