Тамара и Давид
Шрифт:
ГЛАВА V
Корабль, на котором плыл Давид Сослан со своей свитой в Палестину, во время страшной бури разбился в Латмийском заливе, а его выбросило на берег невдалеке от древнего греческого города Милета. С большим трудом и опасностью для жизни, спасши свои драгоценности и золото, они решили остановиться в Милете, так как в Латмийском заливе свирепствовали беспрерывные шквалы и бури, и ни один корабль зимой не заходил в это место.
Они пробыли в Милете довольно продолжительное время, ожидая захода случайного корабля, и до них донеслось много печальных вестей, связанных с происшествиями в Палестине. Особенно сильное, впечатление произвело на них сообщение
Давид Сослан и Гагели знали, находясь еще в Иверии, что германский император Фридрих Барбаросса, стремясь снискать расположение римского папы, снарядил огромную армию для борьбы с Саладином и, не дожидаясь остальных крестоносцев, отправился вместе со своим войском в Палестину. Хорошо помня о страшном поражении, понесенном немецкой армией во втором крестовом походе под предводительством Конрада III, Фридрих Барбаросса принял все меры, чтобы избежать ошибок своего предшественника. Но тщетными оказались все его усилия. Голод, лихорадка — бич Азии, чумная эпидемия, трудности горных переходов и беспрерывные нападения турок превратили его многочисленную, хорошо снаряженную армию в жалкое сборище изнуренных людей, быстро таявшее по мере приближения к Палестине.
К довершению катастрофы, не дойдя до Палестины, Фридрих Барбаросса утонул в реке Селеф. Лишившись своего полководца, последние остатки его войск рассеялись по окрестностям, а многие, не пережив несчастья, покончили с собой. Не менее печальная участь постигла и сына Барбароссы, Фридриха Швабского, который никак не мог найти место, чтобы похоронить кости своего отца, и возил их с собой до тех пор, пока, наконец, и сам не последовал за ним в могилу.
Гибель немецкой армии доставила большую радость Саладину, который неожиданно для себя освобождался от одного из сильнейших противников, а крестоносцы теряли союзника с огромной армией, прибытия которой они нетерпеливо ожидали. Но вместе с тем, как узнал Гагели, немцы приобрели своими неудачами такую дурную славу на Востоке, что крестоносцы избегали соединяться с ними, боясь, что их постигнет тот же злой рок, который преследовал немцев.
— Судьба наказывает их за высокомерие и гордость, — заметил Сослан, — и если они не образумятся, то лучше было бы не вступать им в борьбу с сарацинами и не обрекать заранее себя и других на неудачу.
— Во избежание несчастья лучше не встречаться с ними, — заключил Гагели, — надо принять все меры, чтобы не попасть в их лагерь.
Весной с первым же кораблем Давид Сослан и его спутники отплыли в Акру, куда незадолго до них со своим флотом явился английский король Ричард Львиное Сердце.
Чем ближе становилась Палестина, тем более возрастало их волнение, так как само море, усеянное парусными судами, своим необычным видом напомнило о несметном скоплении народов, о битвах и собранном здесь воинстве со всей Европы и Азии.
Акра лежала на обширной равнине, которая с севера ограждалась горою Сарон, а с востока — горами Галилейскими и с запада — Средиземным морем. Огромные башни поднимались на ее стенах: между ними выделялась так называемая башня «Проклятая». Рощи и сады покрывали окрестности Акры, на холмах возвышались виллы богачей, а на скатах гор раскинулись деревни.
С моря была видна — крепость Акры, высившаяся на уединенной скале среди морских пучин, и за Акрой — раскинувшийся обширный христианский стан, больше похожий на город, чем на военный лагерь. Позиция Акры была защищена самой природой, и начатая крестоносцами осада, несмотря на ряд кровопролитных битв и решительных сражений, пока не сулила им близкой победы.
Сойдя
На берегу стояли датчане, фрисландцы и другие воины Севера, которые охраняли высадку христиан, прибывших морем из Европы.
Войдя в стан, Сослан и его спутники очутились в укрепленном городе, который был так хорошо защищен от неприятеля, что даже опытные лазутчики с трудом могли туда проникнуть. Кругом были вырыты рвы, воздвигнуты стены, и осадные машины крестоносцев день и ночь громили твердыни Акры. Саладин раскинул свои шатры позади христианского стана, расположившись со своими войсками на горах Кайзанских, откуда был виден берег моря. Он не допускал выхода крестоносцев из занимаемого ими места, постоянно сзади нападал на них, так что, осаждая Акру, крестоносцы были сами осаждены и крепко заперты Саладином в своем убежище. На далеком пространстве, какое только можно было окинуть взглядом, развевались знамена мусульманских ополчений.
Гагели, благодаря хорошему знанию европейских языков, в тот же день узнал обо всем, что делалось в лагере, и вернулся озабоченный и крайне встревоженный.
— Мы попали сюда, как в западню, — сообщил он, — в самом стане все пути строго охраняются тамплиерами. Перебежчиков убивают на месте. Но если бы мы даже и вышли отсюда, то на краю равнины все проходы заняты мусульманской стражей, которая никого не пропускает в свой лагерь. Саладин находится недалеко, но пройти к нему невозможно. Нас примут за лазутчиков или изменников и расправятся с нами без всякой пощады. Кто позволит в такое время перевозить золото Саладину?
— Ты прав, — согласился Сослан. — Надо было ехать не в Акру, а в Тир и оттуда пройти к Саладину. К сожалению, перенесенные испытания еще малому нас научили, и за это мы несем наказание. Видно пока нам придется остаться в Акре и ждать, когда кончится осада. Надо полагать, что с прибытием европейских королей крепость будет быстро взята, и мы освободимся!
Гагели, опасавшийся, что Сослан огорчится его сообщением и будет настаивать на немедленном свидании с Саладином, умолчал о том, что быстрое взятие Акры было маловероятным, так как в армии франков было больше храбрости, чем дисциплины, и вожди их жестоко враждовали между собою. Саладин же, пользуясь беспорядками и неурядицами среди крестоносцев, умело добивался успеха и почти в каждом сражении вырывал из их рук победу. Гагели умолчал также о том, что на европейских королей рассчитывать было нечего. Каждый из королей втайне замышлял отнять первенство и славу у другого. Зато, скрыв от Сослана печальное, Гагели с большим оживлением остановился на приятных сторонах предстоявшей им новой жизни в лагере и близком знакомстве с приемами и методами войны как мусульман, так и крестоносцев.
— Редкий случай привел нас сюда, — говорил он с увлечением, — здесь, на этой равнине, мы позаимствуем самые усовершенствованные способы ведения войны и привезем их в Иверию. Нам не будут страшны никакие противники после того, как мы постигнем военное искусство на примерах здешних сражений. А пока нам нужно разбить свой шатер, как делают это все рыцари, и обзавестись конями.
Сослан предоставил Гагели полное право распоряжаться их устройством по своему усмотрению, так как всецело был занят мыслями о том странном положении, в какое они попали. Зная хорошо намерения Тамары поддерживать мир на Востоке, Сослан не мог примкнуть к крестоносцам и участвовать в войне, которую они вели с Саладином. В то же время, находясь в христианском лагере, он не мог оставаться безучастным зрителем всего происходившего и по своему воинственному характеру не в состоянии был избегать сражений и отказывать в помощи своим братьям по вере.