Тамбовский волк - Лучше смерть, чем позор
Шрифт:
– Что?!
– В своем завещании я назначу вас душеприказчиком. Похоронить меня следует в святых пещерах Псково-Печорского Успенского монастыря. Там же покоится прах предков Кутузова, Пушкина. Гробы в этих пещерах не закапывают. Их ставят в боковые ниши, так как тела умерших сохраняются там нетленными. Меня это вполне устраивает.
– Вы вправе презирать меня... Но зачем же так унижать?
– Знаете, почему Бизон удостоил вас в своем послании фразы "прекрасная работа"?
– Для меня это уже не важно.
– А для меня - очень. У вас появился свой почерк. Во втором заказе
– Прекратите!
– Думаю, в третьем заказе надо закрепить успех. Я покончу с собой. А в предсмертной записке попрошу советников "Центра" учесть последнюю просьбу умирающего: избрать вас на пост генерального директора. Обещаете, что вы в точности последуете всем моим указаниям?
– Нет!
– Предпочитаете передать меня дублеру?
– Зачем вы меня мучаете? Вам мало Кристины?
– Мало.
– Добивайте...
– Во-первых, сядьте... Во-вторых... Генерал подробно, почти по минутам, расписал сегодняшний день, затем последующие, будто речь шла вовсе не о нем, а о каком-то дальнем родственнике, которому необходимо воздать последние почести.
БИЗОН НАСТАИВАЕТ
Самоубийство генерального для многих не стало неожиданностью. В последнее время он все чаще сторонился людей. Был непривычно задумчив, погружен в себя. Однако настоящей сенсацией для всех стало известие, что в день своей гибели Крафт побывал в церкви. Его видела там сотрудница из отдела периодики, которая во время обеденного перерыва ходила в церковь, чтобы поставить свечку за упокой души своего отца, сиротливо угасшего от одиночества в своем деревенском доме.
– Мы его уговаривали: "Папа, поедем с нами... Ну, что ты будешь тут один... В пустом доме?" Так и не уговорили. А я, как генерального нашего в церкви увидела, сразу отца своего вспомнила. Тоже, бывало, встанет перед иконой, а мысли где-то совсем в другом месте. Видно, прощения у бога просил за то, что задумал.
Труп Крафта обнаружил секретарь, заглянув к шефу в конце рабочего дня.
Генерал сидел за столом. Плотно придвинутое к столу кресло не давало трупу упасть. Глаза были широко открыты. Неестественность позы усугублялась вытянутыми во всю длину руками, лежащими на столе. Между руками лежали: таблетки, которыми воспользовался самоубийца, предсмертная записка, завещание и заключение врача, подтверждавшее фразу из записки: "У меня рак гортани. Зная, что этот вид заболевания неизлечим, я решил никому не быть в тягость, и в первую очередь самому себе..."
Поползли слухи... Не помог ли кто-нибудь генеральному свести счеты с жизнью? Было проведено расследование, подтвердившее, что Генерал, находясь до самой кончины в трезвом уме и ясной памяти, сам принял трагическое решение.
Принц выполнил все условия по захоронению, перечисленные в завещании.
После завершения церемониального ритуала советники "Центра", собравшиеся на экстренное совещание, тайным голосованием выбрали нового генерального
Принц предпочел остаться в своем кабинете. Апартаменты Генерала были закрыты на ключ после того, как оттуда были перенесены в кабинет Принца сейфы с документами.
Спустя некоторое время, когда жизнь в корпорации вошла в свое привычное русло, Принц получил от Бизона новое послание:
"Жду вас в "дансинге" в ближайшие дни". Генерал ошибся. Никакого предполагаемого "фейерверка" не случилось. А "киллеровский ноктюрн" не оказался заключительным аккордом.
Чтобы оправдать посещение бункера, Принц оповестил советников о том, что отправляется в инспекционную поездку по "Координационным центрам" корпорации. Заместителем на время своего отсутствия Принц назначил Френда. Хотя все были уверены, что им будет Торс.
Торс в недоумении посматривал на друга. Ему, собственно, и не хотелось взваливать на себя такую обузу, но больно задевали сочувственные взгляды окружающих. Торс ждал объяснений. Их не последовало.
Принц оставил в кабинете только Френда. Когда советники вышли, Старицкий сразу же спросил у своего бывшего учителя и командира:
– Скажи, Френд...
Принц замолчал. Ему было неловко задавать вопрос, который вертелся у него на языке, и он искал слова, чтобы смягчить его. Френд решил помочь бывшему ученику.
– Я слушаю вас, Павел Семенович...
– Может быть, вернемся в разговоре на "ты"?
– Вернемся. Устал?
– Есть немного... Если я спрошу откровенно, ты не обидишься?
– На откровенность нет. Но отвечать мне или нет, я буду решать сам.
Можно?
– Конечно!
– Не томись, спрашивай. Тем более, что я догадываюсь, О чем ты хочешь спросить.
– Тогда ты, может быть, мне сразу и ответишь?
– О результатах голосования?
– Да.
– Один голос был против твоей кандидатуры, и он был мой.
– Спасибо за откровенность. Можешь не отвечать, но я спрошу: почему?
– В принципе, я не против твоего назначения на этот пост. Только это произошло преждевременно.
– Не потяну?
– Не в этом дело. Можно работать на износ, как каторжный, а можно - в удовольствие. Крафт был умный мужик, и его пожелание насчет тебя стало для меня полной неожиданностью. Как будто кто-то или что-то заставило его это сделать. Я не слишком откровенен?
– Что ты! Это для меня, как бальзам! Наконец-то я могу хоть с кем-то в корпорации поговорить по-человечески, а не носить все в себе! Продолжай!
– Не хочу только, чтобы ты мое мнение воспринял как приговор. Это всего лишь мысли вслух, не более того. Тем более что Генерал, возможно, увидел в тебе то, чего я пока не рассмотрел. По крайней мере, придуманная тобой поездка - очень удачный второй ход.
– Думаешь, я испугался и решил сбежать на время?
– Нет. Как мне кажется, цель поездки совершенно иная.
– Какая же?
– Та же, почему ты отказался занять кабинет Крафта.
Принц смотрел в проницательные глаза учителя и терялся в догадках, что Френд имеет в виду, говоря "иная цель".