Тамо далеко (1941)
Шрифт:
Остро кольнула совесть — расселся, сибаритствую, а ребята там в сене. Можно к ним свалить, но ведь уплочено! Надо забрать одежду и послать за Марко и Живкой, вселить в номер, пусть посмотрят, какая должна быть жизнь у каждого.
Пошел в ванну повесить полотенце и чуть заикой не сделался, когда прямо над головой раздался голос Слободанчика.
А затем и недовольный голосок Верицы.
Задрав голову, увидел источник — медную заглушку вентиляции, прорезанную насквозь красивыми завитками, не то что наша унылая штамповка из пластика. Залез ногами на ванну, поближе к решетке —
— Прекрати, Верица, я должен ехать, это приказ Драже. Я вернусь послезавтра.
— Мог бы взять меня с собой в Пожегу!
Ого, да там практически семейная сцена, судя по интонациям.
— Мы будем ездить верхом по селам на Моравице, тебе лучше остаться здесь, в конаке. Я распоряжусь, чтобы тебе подавали еду в номер.
— И вина.
— И вина, — согласился Слободанчик. — Не скучай, я скоро.
— Буду скучать.
Дальше последовали сюси-пуси, но тут свет и звук пропали, наверное, Верица или капитан закрыли дверь в ванную.
Как Слобо уехал — похватал еще сырые после стирки шмотки, метнулся вниз и бегом к своим, за Марко и Живкой, притащил их в гостиницу, насладился раскрытыми ртами. С помывкой, правда, не все сразу получилось, я как-то упустил из виду что деревенские ребята смеситель в глаза не видели, пришлось начинать с инструктажа. Ничего, справились, оставил их плескаться, а сам в ближайшую цирюльню.
Прямо как при старом режиме — кресло кожаное, зеркало, почтенный седой парикмахер, галерея склянок, пульверизатор с резиновой грушей в сеточке, кожаный ремень для правки опасных бритв… Вот ей меня выскоблили до полной гладкости, потом подстригли на английский, как уверяли, пробор, опшикали всего одеколоном с холодным ароматом. И даже подсказали, где цветы продают.
Всего-то час прошел, а до младшего в номер еле достучался — минут пять тюкал, прежде чем открыл взъерошенный Марко. Волосы мокрые, рожица красная, за спиной Живка в халат в два оборота завернута, тоже пунцовая. Ладно, дело молодое, не мне этих ангелочков судить.
Послушал соседний номер — музыка играет, стекло звякает, Верица напевает… Ну что же, пора. Подмигнул ребятам — не шалите тут и до утра меня не ждите, розу в зубы и на балкон, а с балкона на карниз. Хорошо тут строят, есть за что уцепиться, да и расстояние всего метра два.
Все к лучшему в этом лучшем из миров — и запыхаться не успел, и Верица как раз улеглась, и при моем появлении только хлопала глазами и натягивала одеяло к подбородку, чему мешал бокал в руке. Порадовавшись полумраку и оценив уполовиненную бутылку на прикроватном столике, походя прибавил громкости радио и ринулся вперед.
Сейчас главное — реализовать выигрыш в темпе, и я плюхнулся на кровать, продолжая прерванную в Каменице арию «… но когда я увидел вас, донна Вера…» и протянул розу, которую она автоматически и взяла, заняв обе руки. А я, освободив свои, немедленно откинул одеяло, обнажив голубую ночную рубашку, высокую грудь и просвечивающие соски.
Тут у меня снесло крышу окончательно — спева поцелуй в плечико, потом в шею, потом… потом я забрал и отставил бокал и опрокинул
Едва отдышавшись от первого раза, Верица чуть надула губки:
— Владо, зайчик, подай мои сигареты…
Встал как был, забрал со стола пачку «Сегединской розы», нашарил в карманах брошенной у кровати одежды свою гербовую зажигалку и поднес ей, перехватив заинтересованный взгляд, шаривший по моему телу.
— А ты разве не куришь?
— Нет.
— Странно, все мужчины курят…
И это не намек не то, что я слишком молод для «мужчины» — просто тут курят все чуть ли не поголовно. Табак, почитай, у каждого дома растет — приснопамятный сорт «Герцоговина Флор» родом как раз из этих краев, а кто не желает курить домашний, так есть импорт из Турции или Болгарии. Так что даже в мое время всемирной борьбы с курением, запретом на рекламу сигарет и прочими строгостями, в Сербии разрешали курить в ресторанах, а самым прибыльным предприятием в стране была именно табачная фабрика.
— Я не все.
Дождался, пока она докурит, перевернул на живот, вздернул на колени и погнал дальше. И сверху, и снизу, и спереди, и сзади — зря, что ли в окно сигал и по карнизам карабкался?
И партнершу раскочегарил, поначалу-то Верица участвовала вяленько, на отвяжись, а потом во вкус вошла, сама инициативу проявляла, в перерыве пришлось окно совсем закрыть, чтобы криками не перебудить всех к чертовой матери. Но Милица все равно в постели поярче — то ли у Верицы опыта меньше, то ли больше на свои выдающиеся внешние данные уповает.
Кто кого заездил, не скажу, умаялись оба. Заснул с чувством хорошо исполненного долга и ощущением, что отыгрался за все время воздержания, да так, что утром очнулся только после того, как в дверь натурально начали колотить.
Вскочил голышом, цапнул пистолет, встал сбоку от входа:
— Кто?
— Прошу прощения, господин, нужно освободить номер… — прошелестело из-за двери.
Оделись, открыли и полчаса хозяин отеля уламывал Верицу съехать, чуть не рыдая и умоляя спасти его и семью от неминучей смерти — некий большой-пребольшой начальник возжелал комфорта и потребовал в течении часа предоставить ему королевский люкс. Мне-то пофиг, а Верица уперлась. Пока она скандалила, я мотнулся к своим — Марко и Живка уже давным-давно встали и ждали только моей команды, сияя довольными, но тоже не очень выспавшимися лицами.
В итоге Верицу уломали переселиться в освободившийся мой номер и я, как истинный джентльмен, в компании с хозяином гостиницы перетащил ее чемоданы, пока две горничные в темпе вальса наводили порядок.
Забрав свои шмотки, я чмокнул Верицу на прощанье и отвалил, едва не столкнувшись в коридоре со знакомым по Крупани комендантом охраны Верховного штаба. Его бойцы торчали внизу, а из подъехавшего автомобиля выбрался среднего роста мужик с острыми скулами.
И вот будь я проклят, если это не товарищ Тито.