Танцовщица Гора
Шрифт:
— Да, Ты преуспела, — почти прорычал Мирус, сжимая меня в своих руках.
— Простите меня, Господин! — простонала я, и не успела даже вздохнуть, как снова почувствовала себя совершенно беспомощной в его хватке, используемая им для его удовольствия. Лишь по окончании этого его натиска, я, заглянув в его глаза, не увидела в них, к своему облегчению, прежней ярости. Ему больше не было необходимости убивать меня. Это желание покинуло его. Рядом со мной снова был Мирус, тот самый Мирус, которого
— Ты можешь дотронуться до меня, — разрешил он.
— Да, Господин, — промурлыкала я, и снова оказалась придавлена его горячим телом.
— Она хорошо служила? — полюбопытствовала Тупита.
— Да, — выдохнул Мирус. — Она служила превосходно.
Вздох облегчения вырвался из моей груди, когда я услышала его признание. Я ни на секунду не сомневалась, что Тупита, даже при всём её дружеском ко мне отношении, на правах старшей рабыни, не преминула бы хорошенько обработать меня плетью, если бы Мирус не был мною доволен.
— Ну, и кто в конечном итоге, господин — спросил Мирус, глядя на меня сверху вниз, — а кто рабыня?
— Вы — Господин, — ответила я. — А я — рабыня.
— И кто остаётся победителем? — уточнил мужчина.
— Вы, Господин, — заверила его я, — полностью, а я — ничто.
Я не стала говорить ему, что, на мой взгляд, мы оба были победителями, просто он был победителем в своей победе, а я, женщина, была победительницей в своём полном поражении.
— Пожалуйста, Господин, — попросила я, — дотроньтесь до меня ещё раз.
Что и говорить, Мирус был настоящим мастером своего дела, когда речь шла об обращение с женщинами. Он превосходно умел подчинить нас себе и заставить, умолять о дальнейшем покорении.
— Есть другая женщина, до которой я хотел бы дотронуться, — усмехнулся он. — А Ты можешь ползти обратно к костру.
Опустив голову вниз, всё ещё сильно возбужденная, я поползла к огню. Он пришёл вслед за мной и сразу же принялся развязывать Тупиту.
— Неужели Тука не красива? — игриво полюбопытствовала женщина.
— Красива, — признал Мирус, — но Ты в тысячи раз прекраснее.
Признаться, я не думала, что это было на все сто процентов верно. Уж во всяком случае, не в тысячи раз!
— Я люблю Вас, Господин! — радостно воскликнула Тупита, едва последние верёвки свалились с её конечностей. — Возможно, и Вы питаете ко мне некие тёплые чувства?
— Пожалуй, — улыбнулся Мирус, — немного.
— Рабыня счастлива, — улыбнулась она в ответ, стоя перед своим господином на колени, держа руки на бёдрах и счастливыми глазами смотря на Мируса.
— Привстань на коленях, — велел он, — оторви-ка свою задницу
— Господин? — удивлённо, спросила Тупита.
Её удивление можно было понять, ведь это была самая подходящая поза для пощёчины.
— А разве Ты не говорила неоднократно в течение этого вечера, — спросил у неё Мирус, — не спросив разрешения?
— Да, Господин, — признала женщина. — Простите меня, Господин.
И она полетела на бок, наотмашь ударенная по щеке.
— В прежнее положение, — скомандовал её господин.
Дрожа от страха, Тупита снова встала перед ним на колени. На её левой щеке наливался пылающей краснотой отпечаток ладони Мируса. Мужчина поднял с земли рабскую плеть, которая так и лежала на том же самом месте, где я её оставила ранее, и, обернув её шею своей рабыни, использовал в качестве рукояти, заставив женщину встать ещё прямее и запрокинуть голову.
— Ты думала, что в своей любви к тебе, я прекращу быть твоим господином? — осведомился Мирус.
— Нет, Господин, — ответила она, и в её глазах смотревших на него, блеснула радость.
Даже при всей огромности его любви к ней, он не прекратил быть её владельцем. Наверное, именно за это Тупита его так полюбила.
Мирус отбросил плеть и осторожно, словно величайшую ценность поднял женщину на руки. Он унёс её в темноту, подальше от света костра.
Я по-прежнему стояла на четвереньках, неподалёку от костра. Проводив взглядом исчезающую за деревьями фигуру, я с надеждой посмотрела на мужчину в маске. Честно говоря, я моё возбуждение всё ещё не прошло.
— Одевайся, — скомандовал он.
Огорчённо вздохнув, я подобрала свои «предметы одежды» и, встав на колени, повязала пояс и подсунула под него лоскут ткани.
— На четвереньки, — приказал мужчина, — ползи к фургону.
Я протестующе посмотрел на него, но быстро поняла, что была не в том положении, чтобы диктовать условия. Мне ничего не оставалось, кроме как развернуться и проделать весь путь до фургона, а потом и по лестнице в фургон на четвереньках.
— Я могу говорить? — поинтересовалась я, на мгновение, задержавшись на пороге.
— Нет, — отрезал мужчина, и я вошла внутрь рабского фургона.
Дверь с тяжёлым стуком захлопнулась за моей спиной. Оказавшись внутри, в темноте, в одиночестве, я повернулась и встала на колени перед дверью, прижав пальцы к холодной железной поверхности. Снаружи донеслось клацанье замка — дверь заперта. Потом послышался звук его шагов, мужчина спустился по лестнице. Очевидно, я выполнила все свои задачи, определённые для меня на этот вечер! Теперь нужда во мне отпала, пора в конуру! Он даже не разрешил мне говорить! Он обращался со мной как с рабыней!