Танцовщица

Гранд Виктория

— Кто хоть у нас будет-то? — наконец, спросила мама.

— Дочь!

— Ой. Как хорошо-то! — мама аж в ладоши захлопала. — Какое это счастье — девочка!

— Ага. Ну да, — согласилась Катя. Про себя же подумала, что если дочь вырастет такой, как она сама, надо будет прибить ее еще в детстве.

Когда Маргарита узнала, что теперь сестра с сыном будут жить в ее комнате, а ей придется переехать назад в спальню к родителям, сразу же надулась.

— Ну вот, это же моя комната! — сердито сказала она, скрестив руки. — Я не хочу, чтобы в моей комнате кто-то жил!

— Ну, доченька, это ненадолго, — извиняющимся голосом произнесла Галина Андреевна.

— А

с чего ты взяла, что это твоя комната? — холодно спросила Катя. — Это была моя комната еще совсем недавно. Я просто вернулась сюда как прежняя хозяйка. Я, конечно, хотела пожить тут всего несколько месяцев, но могу и передумать. Так что не вредничай, а то останусь тут навсегда.

— Навсегда? — Маргарита была потрясена мыслью, что ее комната на самом деле не совсем ее.

— Если будешь плохо себя вести, то да, — отрезала Катя. — Это квартира твоей мамы. И только она распоряжается, кто тут будет жить, а кто нет. А тебе придется просто это принять. И без истерик, пожалуйста! Кстати, никто тебя отсюда не выгоняет. Заходи, играй, и с Павликом, и потом, когда лялечка родится. Будем вместе в игрушки играть, книжки читать, у Павлика их много, я его как раз читать учу. И еще ему куплю.

— Ой, а я уже умею читать! — мгновенно переключилась Маргарита. — Я же в школу пойду в сентябре! Можно, я его тоже учить буду?

— Конечно, ты же его тетя! — улыбнулась Катя, глядя на раздувшуюся от гордости сестру. Вот так. Может, хоть из этой не вырастет такая махровая эгоистка, какой мама воспитала Катю. И хорошо, что у Павлика появятся маленькая тетя и сестра. Это многому его научит.

Через два месяца, точно в срок, Катя отправилась рожать в местную больницу. Отчим предлагал взять отдельную палату, заплатить за роды и прочие удобства, но Катя гордо отказалась. Деньги беречь надо. А она взрослая здоровая женщина, какие могут быть проблемы? Оказалось, что могут, еще какие. Катя представляла себе роды исходя из прошлого опыта. Но в тот раз все прошло легко, и боль была вполне терпимой. То, что происходило сейчас, было похоже на пытку. Схватки начались рано утром, но Катя долго не могла добиться, чтобы ее перевели в родильный зал. Медсестра сухо отвечала, что еще не время. И бедная девушка лежала в общей палате, стараясь сдерживать стоны. Соседки сначала жалели ее, потом раздраженно замолкали, когда Катя в очередной раз корчилась на постели. В конце концов, одна из женщин выловила врача и настояла, чтобы роженицу увели в более подходящее место.

Свободных каталок не было, Кате пришлось ковылять до родильного зала пешком. Она еле дошла. Там ее снова оставили на специальной кровати-трансформере, подключив к аппаратам. Она слышала сердце ребенка, но это только раздражало. Девушка не понимала, как можно терпеть такую боль.

На пике схваток она кричала и выгибалась, но к ней никто не подходил. Однажды она сползла с кровати и выбралась в коридор. Тогда к ней подскочил дежуривший там врач и накричал на нее, чтобы шла назад. На попытки Кати привлечь к себе внимание, ей было велено лежать и молча страдать, так как это еще не настоящая боль.

Наконец, через час мучений, к ней подошла хмурая женщина в белом халате, трансформировала кровать в родильное кресло, осмотрела Катю и бросила:

— Все, пора, раскрытие хорошее, прокалываем пузырь.

Во время этого неприятного действия Кате показалось, что все ее внутренности, мерзко хлюпая, вываливаются наружу. Было страшно и противно. Потом ей поставили капельницу для стимуляции родовой деятельности.

Катя подумала было, что худшее позади, но

она ошибалась — предыдущая боль действительно была не такой уж и сильной. Как можно было выдержать все, что происходило дальше, Катя не могла понять ни тогда, ни потом. От боли темнело в глазах, не кричать не получалось. Между воплями девушка как-то умудрялась следовать велениям врачей. Те говорили, когда надо тужиться, когда потерпеть. Катя вцепилась в специальную металлическую ручку над головой, думая, что оторвет ее через секунду. Конечно, этого не случилось — эта ручка знавала многих рожениц посильнее Кати. В какой-то момент врачи начали проявлять особую активность, о чем-то перешептываясь. Прибежали еще две медсестры.

— Как вы переносите наркоз? — внезапно спросила у Кати врач.

— Что? — Катя уже ничего не соображала. — Наркоз? Не знаю. Вроде хорошо.

— Подпишите тут, — ей сунули в руки какие-то бумаги. Она даже не спросила, что это, ей было все равно, даже если это смертный приговор. Руки дрожали, подпись вышла неразборчивой. Катя опять с криком вцепилась в ручку. — Подождите, не тужьтесь. У вас сильно повысилось давление, состояние опасное, угроза эклампсии. Ребенок застрял в родовых путях. Мы уколем вам наркоз, вытащим ребенка сами, придется накладывать щипцы.

Катя понятия не имела, что такое щипцы, лишь с облегчением поняла, что ее мучения сейчас закончатся, и через несколько секунд уплыла в сон.

Когда она очнулась, боли почти не было. Она лежала на том же кресле и в той же позе, но схватки прекратились. Она не сразу поняла, почему. Ей показалось, что прошла всего секунда, и сейчас все начнется сначала.

— Поздравляю, у вас дочь, — улыбнулась ей врач, осторожно трансформируя родильное кресло назад в кровать и укрывая Катю теплым одеялом. На живот положили холодный пакет.

— Я все? Родила что ли? — пересохшими губами прошептала Катя. — А где? — Она повернула голову и увидела медсестру, держащую на руках белый сверток. Медсестра положила дочь Кате на руку и отошла. Катя долго смотрела на розовое личико малышки и думала, какая же она маленькая, хорошенькая, спит, лапочка. Потом девушка схватила со столика телефон, сфотографировала и отправила родителям. Невесомый сверток не хотелось выпускать из рук. Но пришлось — в палату привезли завтрак. Катя ощутила зверский голод и съела все, что было, почти не глядя, что лежит в тарелке.

Чуть позже ее перевели в палату для родивших, где она смогла привести себя в порядок. Вместе с ней в палате было еще двое рожениц, все родившие с разницей в несколько часов. Новорожденные детки лежали рядом с мамочками, в прозрачных кроватках. Кате сначала было все равно, что происходит вокруг, но потом все разговорились. Проблемы у всех были одинаковые — как давать грудь, как мыть, как укачивать, как мерить температуру. Катя больше всего удивлялась соседке Наталье — взрослая солидная женщина ни на шаг не отходила от своей малышки, все время трогала ее за ручки-за ножки, рассматривала и фотографировала.

— Первый ребенок? — спросила у нее Катя.

— Да. Заметно? — улыбнулась женщина.

— Конечно. Хотя я так над первым не тряслась, как вы.

— А ты во сколько первого родила?

— В двадцать.

— Ну что ж тебе трястись-то было, — усмехнулась Наталья грустно, — кто там что понимает в этом возрасте. Это вон у меня — в мои сорок четыре первый живой ребенок после десяти лет лечения, четырех выкидышей и шести протоколов ЭКО, так что есть кое-какой опыт. Я-то знаю, как оно бывает, когда ничего не получается годами. И теперь просто не верится в чудо.