Танцуй со мной

Уэстон Софи

— Что?

— Это его слова, — напомнил Майкл. — Твоего Патрика. Ты не позволяла настоящим людям притронуться к себе. Настоящие люди, насколько я понимаю, — это сам Патрик. А если он не прикасался к тебе, то из твоих рассказов следует, что никто другой тоже.

Алексис сглотнула. Он был зол, более чем зол.

— Ты это знал, — шепотом протестовала она.

— Черт! — Это был взрыв. Он запустил пятерни в шевелюру, явно пытаясь сдержаться. — Я знал, что у тебя странные табу и буйный любовник, от которого надо сбежать. — Его голос хлестал, как плеть. — Но

я не знал, что ты… — Он вскочил, схватил ее за плечи и заглянул через глаза в самую душу. — Скажи мне правду, Алексис. Вчерашняя ночь была для тебя первой?

Она побелела.

У Майкла окаменело лицо.

— Черт! — сказал он снова.

Алексис хотелось умереть. Вместо этого она гордо вскинула голову.

— Какое это имеет значение? Чего ради? Если это не важно для меня… — она с трудом сглотнула, — тебе-то что?

Его глаза стали почти черными. Он оттолкнул девушку.

— Мне-то что… Если у тебя будет ребенок от меня, это будет иметь ко мне очень большое отношение, — ровным голосом сказал он. — Тебе не кажется?

Алексис задохнулась. Он сказал это с рассчитанной грубостью, как если бы желал сделать больно. Она все поняла. Значит, это была физиология, и ничего больше.

Майкл провел рукой по лицу.

— Господи, ты что же, в самом деле не понимаешь?

Он снова взял ее за плечи. Она чувствовала силу мускулистых рук. Собственные кости показались ей хрупкими и беззащитными в этих руках.

— Слушай, — с хрипотцой начал он. — Ты отдала свое сердце придуманному образу на… Сколько это длилось? Восемь лет? Когда он вернулся, реальность тебе не понравилась.

— Нет, — протестовала Алексис, но он едва ли слышал.

— Потом ты решила попробовать полетать на крыльях любви со мной, вопреки суровой реальности. — Он немилосердно встряхнул девушку. — Очнись, Алексис, нельзя играть людьми, как куклами.

— Я не… — шепнула она побелевшими губами.

— Ты не видишь того, что у тебя под носом, — хрипло сказал он. — Пока ты разбивала свое сердце и мучилась сомнениями относительно Патрика, что, по-твоему, происходило с ним? — На мгновение у него сделался ненавидящий взгляд. — Он хотел тебя так, что в глазах темнело. Алексис вздрогнула.

— Я говорила ему…

— О Боже, — сказал Майкл. — Ты думаешь, все говорят «пожалуйста» и «спасибо» и уходят, когда их об этом просят, как подобает джентльменам. Жизнь не такая. Люди не такие.

— Я знаю…

— Так нет же. — Он мрачно всматривался в ее лицо. — Человек может сгореть из-за тебя, а ты и не заметишь, что пахнет паленым.

— Ты сумасшедший, — выговорила потрясенная Алексис.

— Правда? — Он усмехнулся. — Может быть, ты и права.

Он притянул девушку к себе, так что ее рука оказалась зажатой между телами. Его кожа была гладкой и теплой. Алексис судорожно вздохнула. Он нагнул голову, едва не касаясь губами ее закрытых век. Когда он заговорил, она чувствовала его дыхание, подобное морскому ветру.

— Ты когда-нибудь задавалась вопросом, что я чувствую, когда прикасаюсь к тебе?

— Нет, — ответила она. Это вырвалось невольно и не было ответом

на его вопрос.

Майкл печально рассмеялся.

— Давай покажу, — сказал он почти нежно.

Он вдруг стал чужим. Перемена была такой быстрой, такой полной!.. После ночи нежности и страсти в это почти невозможно было поверить, но он на глазах превращался в хищника, с которым она столкнулась на приеме у Шейлы.

— Отпусти меня, — сказала Алексис.

Она вырывалась, но было слишком поздно. Она ничего не могла сделать, прижатая к нему, и Майкл без труда подхватил ее и бросил на кровать, едва ли замечая сопротивление.

На этот раз не было ни нежности, ни долгого разжигания ее чувств. И не было — на этот раз — никакого сомнения в его чувствах. Его глаза потемнели от страсти. И Алексис испытала такое же сильное чувство.

Потом, когда он обмяк на ней, пришел стыд, а вместе с ним — ощущение предательства. Неужели только сегодня она вслушивалась в шумы радиостанции, моля, чтобы он остался невредимым?

Майкл пошевелился, поднимаясь с нее.

Повернув голову, Алексис увидела, что он потрясен почти так же, как она сама. Это ее не обрадовало. Сегодня, разговаривая с ним по радио, принимая участие в операции, она ощущала себя одним целым с ним, и все происходило в реальном мире. Ее это немного испугало — она не хотела мешать ему, — однако ощущение не было химерическим, как ее чувство к Патрику. Но она не подозревала тогда, чем это обернется.

А Майк» сказал, что она играет людьми, как куклами. Может быть, он привык именно к этому, даже хотел этого — как извинения своему равнодушному уходу. Что она вообще знает о голливудских звездах? Она знает только, что любит его.

Алексис приподнялась на локте.

— Думаю, тебе лучше уйти, — сказала она. Долгое мгновение он всматривался в ее лицо. Она видела, как карие глаза осматривают ее: длинные спутанные волосы, слабо дрожащий рот, глаза, шею… Он протянул руку и коснулся ее горла.

— Я пометил тебя, — сказал он.

Алексис закрыла глаза. Всеми возможными способами, подумала она.

— Уйди, — попросила она. — Пожалуйста. Он колебался.

— Я не могу… оставить тебя так.

Глаза ее распахнулись. Господи, он что же, жалеетее? Наконец темперамент Алексис взбунтовался.

— Убирайся! — крикнула она. Голос окреп. Она барабанила стиснутыми кулаками по скомканному стеганому покрывалу. — И никогда не приближайся ко мне. Видеть тебя не желаю! Слышишь? — Ей вспомнилось оскорбление Патрика, и она швырнула его в лицо Майклу: — Ты — целлулоидный Ромео.

Не сказав больше ни слова, Майкл собрал свои вещи и вышел. Дверь хлопнула так, что эхо разнеслось по замку.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Алексис приподняла подбородок, оглядывая заполненный гостями зал. Шесть месяцев назад ей хотелось сбежать с приема у Шейлы. Теперь она могла бы дать собственный. Алексис чуть улыбнулась. Благодаря Майклу Слейну. Это и многое другое: уверенность в себе, самоуважение, музыка…