Танцующая в Аушвице
Шрифт:
Это письмо не было для меня полностью неожиданным. Еще сидя в Аушвице, я понимала, что родители не смогут пережить весь этот кошмар. Но вопреки здравому смыслу в душе все-таки теплилась слабая надежда. В организованном хаосе войны иногда происходят события, которые не укладываются в общий ряд… Но вот и эта тихая надежда окончательно разбита. Теперь, когда я знаю, что мои родители погибли, есть еще одна причина не возвращаться в Нидерланды. Да и нидерландские власти не расположены к сотрудничеству, что еще раз подтверждает мое решение остаться в Швеции. Вместо того чтобы проявить участие к соотечественнику, который настрадался в концлагере, нидерландские власти демонстрируют обратное. Конечно, это мелочи, но все же. Так, например, спустя некоторое время после моего освобождения я получила… счет за теплое зимнее пальто, врученное мне в мае от имени нидерландского посольства. Не хочу ли я за него заплатить, интересуются в приложенной к счету записке. Что тут скажешь? Шведы бесплатно обеспечили меня одеждой, жильем, пищей и медицинским обслуживанием, а Голландия пожелала слупить с меня денежки за брошенное мне
Урок шведского языка
Вскоре я узнаю, что не имею права остаться в Швеции. Голландское правительство договорилось с Красным Крестом, что все бывшие заключенные, как только наберутся сил, должны быть отправлены домой. Но договорилось или не договорилось, в торжественной обстановке или просто так, а я решила иначе. И останусь в Швеции во что бы то ни стало. Голландия больше не мой дом. То, что говорит государство, меня уже не касается. Я больше ни на грош не доверяю этому государству.
Марте удается связаться со своей семьей в Бельгии. Она тоже понесла потери, но большая часть ее родственников жива: ее мать, два брата и ее дедушка. А также многочисленные племянники и племянницы. Она рвется домой, и бельгийский Красный Крест берется ее туда доставить. При расставании мы обмениваемся скупым “пока, подруга” и обещаем друг другу всегда быть на связи.
Конечно, проще всего и мне вернуться в Голландию. Все бы сразу уладилось, и мне не пришлось бы напрягаться. Голландское посольство даже слегка давит на меня, требуя, чтобы я примкнула к группе голландок, которых вскоре отправляют на родину морским путем. Энтузиазм голландских женщин по-прежнему заразителен, перспективы общественных преобразований в Нидерландах заманчивы. К тому же я не знаю языка и не разбираюсь в шведской культуре. Мое сердце указывает на Голландию. Но с велениями сердца впредь надо быть осторожней. Всем этим я сыта по горло! И едва ли я это скоро забуду.
Чтобы осуществить свой план, мне нужно быстро освоить шведский. Хотя мы сейчас находимся во временном лагере и каждый здесь мечтает побыстрей оказаться дома, никому не возбраняется посещать уроки шведского языка. В хорошую погоду их дают на школьной площадке. Я следую им со всем тщанием, и вскоре шведский становится мне почти что родным. Я записываю в блокнотик шведские слова и потом учу их наизусть. Ежедневно упражняюсь в языке с сотрудниками нашего центра и быстро налаживаю с ними хорошие отношения. Как только снимают карантин, я выбираюсь в город.
Роза вместе с другими бывшими узниками изучает шведский язык на школьной площадке
В мои планы входит поиск работы и шведского мужчины. И первое тут же устраивается: меня берут няней в богатое семейство. Поскольку я сама происхожу из приличной семьи, у нас схожие манеры и стиль поведения. Сначала я объясняюсь с моими нанимателями корявыми фразами с вкраплениями немецких и голландских слов, но довольно быстро шведский становится для меня практически родным языком, и я начинаю бегло на нем разговаривать. Однако открыть танцевальную школу в Швеции я, будучи голландкой, не имею права. Да и танцуют шведы с куда меньшей охотой, чем мои соотечественники перед войной. Поэтому, скорее всего, это дело будущего. А вот моим первым встречам со шведскими мужчинами я посвящаю очередную песенку.
Эй!
Гетеборг, июль 1945 года
Нидерландское посольство все больше настаивает на моем возвращении. Они меня раздражают. Я — одна из немногих голландцев, которые задержались в Швеции, а вскоре на родину отплывает еще один корабль. Когда я рассказываю посольским чиновникам, что мои родители погибли, я не знаю, жив ли мой брат, и я в принципе не понимаю, куда мне ехать, мне отвечают, что я могу ни о чем не беспокоиться: Нидерланды предоставят мне временное жилье. Меня разместят в лагере для переселенцев, говорят мне.
Вот это да! Я должна вернуться в Нидерланды, чтобы меня там снова посадили в лагерь? Простите, но меня только что освободили. После трех лет лагерей я что-то не стремлюсь снова очутиться там. Колючая проволока достала меня до печенок, и неужели моя родная страна не может предложить мне ничего лучшего, чем очередной лагерь?.. Мое решение остаться здесь, в Швеции, твердо и непреклонно. Я не позволю отправить себя в лагерь, никогда больше. Пусть лучше посольство поможет мне узнать, жив ли мой брат. Я спрашивала об этом и раньше, но ответа не получила. Мы осознаем всю важность этого запроса, говорят мне в посольстве. Тогда у вас появится адрес в Нидерландах, по которому вы сможете зарегистрироваться. Мы клятвенно обещаем сделать все возможное, чтобы отыскать вашего брата… Когда отыскать моего брата у них снова не получается, посольство опять заводит свою пластинку про лагерь. В этом постоянном нытье я вижу угрозу своим планам. Я не должна исключать возможности того, что в конце концов они депортируют меня на родину насильно. С них станется: они и так уже дважды меня арестовывали.
Здесь, в школе, проживает еще одна голландка, которая собирается вернуться домой, но лишь через три месяца, поскольку там восстанавливают ее разрушенный дом. Против этого посольство не возражает, и это наталкивает меня на мысль. Напишу-ка я мефрау Колье и спрошу ее, смогу ли я остановиться у них через три месяца и две недели. На самом деле ни в какую Голландию я не поеду, но все это время ко мне не будет приставать посольство. И к тому же у меня появится адрес, куда поехать, если они меня здесь все-таки допекут. И если даже мне придется уехать, я на месте соображу, как вернуться в Швецию.
Гетеборг, 29 июля 1945 года
Дорогие мои Марта и Хенк!
Это снова я — и надеюсь, что вас это порадует. Я жива и здорова. И, конечно же, как вы сами понимаете, приобрела очень большой жизненный опыт.
Моих отца с матерью, к сожалению, больше нет в живых, а про брата Джона я ничего не знаю.
Я действительно очень многое пережила, но писать об этом здесь мне не хочется. Обо всем об этом я надеюсь рассказать вам когда-нибудь при личной встрече. Сейчас я нахожусь в Швеции, и мне здесь очень неплохо. Шведы добры и радушны, еда — прекрасна, и к тому же нам выдали вполне приличную одежду.
Здешние люди — а я обзавелась в Швеции множеством друзей — хотели бы, чтобы я никуда не уезжала, но это вряд ли у меня получится, так как нидерландская дипломатическая миссия добивается, чтобы все голландцы возвращались на родину.
Теперь это, конечно, вполне безопасно, но вся глупость моего положения заключается в том, что мне до сих пор ничего не известно о судьбе моего брата, у меня нет дома, в котором я могла бы жить на родине, и по возвращении меня снова ждет лагерь. И вы понимаете, что для меня это более чем ужасно.
Между тем мне удалось связаться с моими голландскими коллегами — учителями танцев, и я решила как можно скорее открыть новую танцевальную школу. Для того чтобы все организовать и договориться со всеми моими знакомыми, мне нужно примерно две недели. Но я ничего не смогу организовать из лагеря, потому что там я буду повязана множеством разного рода формальностей. Вот откуда у меня к вам огромная просьба.
Могу ли я остановиться у вас на две недели, за которые я устрою все свои дела? Услуга, которую вы мне тем самым окажете, будет для меня бесценной. Я искренне надеюсь, что вы поможете мне заново наладить работу, которую я, безвинно пострадав, вынуждена была забросить на три с половиной года. Для этого от вас лишь требуется отправить сюда телеграмму, в которой вы подтвердите, что я могу остановиться у вас на эти самые две недели. Это понадобится мне лишь через три месяца, поскольку и здесь мне еще очень многое предстоит сделать. Не будете ли вы столь любезны, чтобы сообщить мне о том, смогу ли я приехать к вам начиная с ноября? Тогда я передам вашу телеграмму в нидерландскую дипломатическую миссию, и у меня появится адрес, по которому я смогу поехать в Голландию.
Я очень надеюсь на то, что вы захотите мне помочь, но даже если это окажется невозможным, прошу об этом меня известить.
Со множеством приветов и сердечным поцелуем,
После телеграммы от супругов Колье голландские власти оставляют меня в покое.
А затем я получаю хорошие новости от шведского Красного Креста. Мой брат жив и здоров, и в 1944 году, когда был освобожден юг Нидерландов, обручился со своей подругой Элизабет. И в том же году на ней женился. Я счастлива узнать все это и никак не могу понять, почему до сих пор ничего не знает голландское посольство. Вскоре после освобождения в 1944-м Джон вновь зарегистрировался в муниципалитете и, насколько я поняла позже, стал аккуратно платить налоги. Неужели сотрудники голландского посольства были столь заняты своими важными приемами и обедами?