Танцуют все
Шрифт:
Оказывается, имея здоровые уши, можно обойтись без лишнего глаза.
В пустом магазине за прилавком скучала пухленькая квадратная Света. За три года мы с Алиской перезнакомились со всеми продавщицами, Фомина развлекала девчонок свежими анекдотами и как-то раз напилась в подсобке, отмечая день рождения грузчика.
— Литровую емкость «Гжелки», — громко попросила я и положила перед Светкой пятьсот рублей.
Невдалеке дядька любовался сигаретами.
— Училище гуляет? — оживилась Светочка.
— Надя Боткина пьет с горя, — кивнула я.
— Кто-то умер? — скорбно
— Да. В моих глазах скончалась Фомина…
— Как это?
— Морально и навсегда. Чего на закуску предложишь?
Опытная в питейных делах продавщица обвела взглядом полки.
— Пьешь одна?
— Да. Но весь день.
— Тогда… корейка в нарезке, колбаса с жирком, огурцы маринованные… суп растворимый, пюре… ты куришь?
— Нет.
— Это правильно, — похвалила Светка. — Возьми томатный сок, пару лимонов (наутро оттянешься). Пиво надо?
Я задумалась.
— Валяй. И хлеб не забудь. Черный «Бородинский». Грибы есть?
— Какие?
— Любые. Главное, чтоб не готовить.
Светка нагрузила два пакета, обсчитала рублей на двадцать и пожелала не уйти в запой.
— Постараюсь, — серьезно пообещала я и отправилась на улицу.
Дядька быстро купил «Яву» и вышел следом. Парень с газетой сидел в прежней позе и, казалось, не обращал на меня никакого внимания.
— Вы кого-то ждете? — в свете последних терактов вполне уместный для жильца дома вопрос.
Парень воткнул мне в переносицу острый взгляд и даже не кивнул, гад.
Где-то я читала, что такая слежка называется «тотальной». По-моему, в старой Японии филер следовал за объектом, совершенно не скрываясь, и даже шляпу приподнимал, здороваясь по утрам. Своеобразная форма давления на подозреваемого.
«Обрыбитесь, ребята», — подумала я и зашла в квартиру.
Распихав по полкам холодильника и шкафа провиант, я подошла к кухонному окну, выходящему во двор, и глянула вниз.
Начинающаяся дневная жара разогнала по домам взрослых; пара деток Садовского возраста ковырялась в песочнице под грибком; в пыли валялся толстый кот из взвода Капитолины Тимофеевны. И больше никого. Только на солнцепеке парилась пустая иномарка, и ту я знала, — «вольвешник» Олега из первого подъезда.
А это значит, пасут меня грамотно и всесторонне.
Наш старый, дореволюционной постройки дом имел три выхода — два черных, угловых, и один парадный, на тротуары улицы. Когда-то, давным-давно, прислуга жила в апартаментах, сообщающихся с черными лестницами. Апартаменты по тем временам скромные: две комнатки и прихожие метров по двадцать в квадрате. Центральную часть дома занимали барские хоромы, и проходили в них баре через мраморный с колоннами холл.
В советские времена хоромы превратили в коммуналки с длинными сквозными коридорами. Одни жильцы входили через парадное крыльцо, кому удобней иначе — шли черными лестницами.
Мне было достаточно проскользнуть площадку, попасть в квартиру напротив и спуститься по мраморной лестнице холла. Дальше проезжая часть, тысячи машин и любезных частников. Пять минут — и Надя Боткина на Павелецком вокзале, откуда каждый час ходит экспресс-поезд
От Домодедова до Пулкова полтора часа лету. Обратно могу успеть на Р-200, отправлением в 18.30, или вернусь любимой «Красной стрелой». Алиби обеспечит бутылка «Гжелки».
Оказалось, не все так просто. Из окна комнаты Ванны я увидела у противоположной стороны дома черную «Волгу», взгромоздившуюся правыми колесами на тротуар. В нашем переулке стоянка вообще запрещена, так демонстративно и нагло могла стоять лишь машина «оттуда». Устроилась «Волга» напротив парадного подъезда и открытой дверцей перегораживала приличный кусок тротуара. Прохожие удивленно огибали дверцу, косились на торчащие из машины ноги в бежевых брюках и удрученно качали головами. Упарились филеры на жаре, сквозняком вентилируются.
Итак, пути отхода отрезаны. Тотально и демонстративно.
Соображая, как лучше поступить, я оделась, собрала в сумку женские дорожные мелочи и замерла у окна, выходящего во двор.
11.45 — ни одной конструктивной мысли.
11.50 — пожалела, что не курю. Хоть отвлеклась бы.
11.55 — со двора ушли последние дети.
12.02 — потею и хочу писать.
12.03 — во двор, с торбами в обеих руках, вползает Капитолина Тимофеевна.
Торбы тяжелые. Сквозь тонкую ткань левой выпирают клубни молодого картофеля, сверху лежит кочан капусты и торчат пучки зелени и редиски. Из правой капает. Думаю, — рыба.
Капа подгребает к лавочке у подъезда, ставит на нее сумку с овощами, вторую держит подальше от себя и беспомощно озирается.
У меня появляется надежда. Я вообще родилась под этим знаменем.
Капитолина Тимофеевна живет на пятом, последнем этаже. У нее больные ноги, давление, лишний вес и три десятка котов — любителей рыбы. Поднять поклажу наверх старушка не сможет. Стоит и ждет, пока во дворе появится кто-либо молодой и добрый. Пожилых, беременных и мелких Капитолина Тимофеевна не привлекает принципиально.
Но в 12.15 по второй программе начинается трансляция «Пуаро» Агаты Кристи с Дэвидом Суше в главной роли. Суше, о чем знает весь двор, напоминает Капе покойного мужа, и пропустить сериал старушка не может.
Шевеля губами и тяжело вздыхая, Капитолина Тимофеевна подхватывает котомку с картошкой и плетется в подъезд.
Что произойдет дальше, я знаю. От Капы парню с гвоздиками не увернуться. Поставит Тимофеевна одну сумку на пол у его ног и будет капать рыбой, пока тот не согласится оттащить картошку наверх.
В мгновение ока подлетаю к дверному «глазку» и секунд тридцать наблюдаю, как Капа канючит перед топтуном.
Тот делает попытку послать Капу… наверх, но старушенция так взмахивает сумкой, что орошает рыбьим соком полподъезда и все гвоздики.
Подхватив торбы и Капу под руку, огромными скачками парень мчится на пятый этаж.
Я выскальзываю на площадку, осторожно захлопываю дверь с английским замком и на мягких лапах, через три ступени, скачу вниз.
Все. В квартире остался включенный телевизор, я поставила его на таймер, и до двух ночи он будет бормотать, создавая шумовое прикрытие.