Танцуют все
Шрифт:
Понятовский расстелил на влажном песке матерчатый коврик, макнул меня пару раз с головой в воду и разрешил допить баночку пива.
…Проснулась оттого, что правый бок окоченел, а левый припекало так, что кожа трещала. Гоша держал над моим лицом панаму и отгонял от остального тела жирных слепней.
— Сколько времени? — хрипло поинтересовалась я.
— Одиннадцать, — ответил любимый. — Ты в норме?
— Угу, — прислушавшись к душе и организму, ответила я и пошла в воду.
За свою двадцатилетнюю жизнь напивалась я дважды. Вчера был третий промах. Первый получился от неопытности при расчете сил; второй вышел с горя, но ничего,
Вчера я наказала себя намеренно. Выпила с Линой всю порцию за три года идиотской конфронтации. Синицина надралась из тех же соображений… и еще с тоски.
Так что ей сегодня хуже.
А меня по-прежнему клонило в сон. Не спасали ни купания, ни попытки Гоши закопать меня в песок. Перетащив подстилку под тень корабельных сосен, я улеглась и попросила Понятовского присмотреть за слепнями.
Он и присматривал два часа.
Вероятно, абстинентный синдром — лучшее, что можно придумать для режима ожидания. С какой начинкой прибудет питерская посылка, я даже гадать не хотела, и некоторая вялость сознания пошла на пользу измочаленным нервам. Вместо того чтобы ерзать от нетерпения, я продрыхла все утро на берегу, и к машине старших Понятовских подошла выгулявшаяся, очнувшаяся, с горстью «Тик-така» за щекой.
Архитектор Сергей Яковлевич Понятовский выглядел импозантно даже в шортах. Монументально лысый лоб, умный взгляд из-под непомерно разросшихся бровей, бородка клинышком и кряжистая фигурка сибирского лесоруба. Сергей Яковлевич поддерживал достойную форму на домашних тренажерах.
Ирина Андреевна смотрелась рядом с мужем как готический собор, пристроенный к деревенской баньке, — вся устремлена ввысь, изысканна и благородна, как классика.
Я ее робела. Всегда казалось, что на мужа госпожа Понятовская посматривает свысока, и даже позже, разобравшись в их семейной иерархии, не могла отделаться от этого ощущения. Пожалуй, по молодости лет.
Интеллектуальная и эмоциональная близость Гошиных родителей завораживала. Они понимали друг друга без слов и жестов, не спорили по мелочам и давно разделили сферы влияния — Ирина Андреевна заведовала бытом и воспитанием Гоши, Сергей Яковлевич решал остальные вопросы.
Сегодня у Понятовских намечался праздник в узком семейном кругу. Мое присутствие приняли как должное, я мысленно поблагодарила Гошу за отрезвляющие процедуры и начала ждать, когда нам отдадут посылку.
Получив фанерную кубышку, воспитанный Понятовский-младший помог разгрузить машину и лишь потом, извинившись, увел меня в свою комнату.
В коробке лежало письмо и детский рюкзачок — плюшевый мишка. Пузо у мишки было толстенькое, набитое и пугающе выпирало острыми уголками. Расстегнув «молнию», Понятовский высыпал на диван пять пачек зеленых Франклинов, еще одно письмо и видеокассету.
Обсуждать находку мы не стали. Я уже начинала привыкать к огромному количеству американской «зелени», Понятовского вообще удивить трудно.
Первым вскрыли письмо, адресованное Игорю. Оно начиналось словами «Милый Понтяра». Дальше шла просьба переправить к Боткиной рюкзак и ничему не удивляться.
Письмо ко мне было более пространным. «Здорово, Надежда! — начиналось послание. — На днях или раньше отбываю в Финляндию, оттуда хотелось бы морем в Нидерланды.
Кир воняет, как старый обкуренный носок, куксится и лопочет что-то о срочном, непыльно-денежном заказе. Я оставила его наедине с сумкой баксов, пусть пообвыкнет. Надеюсь, к моему возвращению
Деньги возьми. Купи квартиру и «Оку». Тебе пойдет. — Вот язва! «Ока» мне пойдет. Боткинский размер?! — Не вздумай отказываться и отдавать деньги на благотворительность. Узнаю, прокляну, и не будет тебе покоя! Лучше помоги какой-нибудь отдельно взятой семье беженцев-нелегалов. Но не на всю сумму!!! Будь умной. Наконец. Эти деньги мой подарок на вашу с Гошей свадьбу.
Намек уловила?
Засим прощаюсь. Не думаю, что навсегда. Поздняков — супермощный пылесос для денег, но, возможно, на пару лет нам хватит. Нехай сидит и рисует мельницы и баб в чепчиках.
Адью. Целую. Я.
P.S. Кассету так и не удалось просмотреть. Высылаю ее тебе. Советую спустить в унитаз».
Гоша сложил письмо, хмуро взвесил на ладони «свадебный подарок» и спросил:
— Ну и что ты обо всем этом думаешь? Многое. И прежде всего то, как погиб Поздняков.
— Когда я была на квартире Кира, знаешь, что мне бросилось в глаза? Плотно закрытые окна. В летнее время, днем и ночью, у Позднякова все было раскрыто настежь. — Я встала с дивана, прошлась по комнате и остановилась у подоконника, разглядывая яркую дачную зелень. — Алиса взяла пятьдесят тысяч и пошла на почту, покупать мишку, писать письма. Пока ее не было, пришли визитеры. Давить на Кирилла все равно что реки вспять поворачивать. Поздняков наглухо пробитая питерская богема. Неформал и бузотер. Он увидел, как из арки показалась Фомина, подбежал к раскрытому окну и крикнул «атас». Его сбили с ног… он ударился виском о батерею… — Я заплакала. Гоша подошел сзади и обнял за плечи. — Представь, — всхлипнула я, — Алиска без денег, документов… приезжает к тете… а там… ого-о-онь пылаа-а-а-ет, — и заревела в голос. — Она одна, совсем одна….
И тут милый Гошик меня удивил. Тряхнув так, что зубы клацнули, он развернул меня к себе и очень грозно прикрикнул:
— Хватит! Перестань скулить! Быстро утри слезы, и пошли к родителям!
— Зачем? — я шмыгала носом и говорила невнятно.
— Ты сопливая упрямая девчонка! Делай, что говорят!
Подчинилась я безропотно и, пожалуй, с удовольствием. Всегда приятно видеть в любимом лидера.
Старшие Понятовские накрывали праздничный обеденный стол. В центре, под вазой с цветами, стоял кремовый торт при двадцать одной свече, шампанское и всякие вкусности.
Но когда Гоша вкратце изложил суть проблемы, Сергей Яковлевич без слов принес из супружеской спальни видеомагнитофон с адаптером для маленьких кассет, поставил питерский сюрприз и сел перед телевизором.
Мы сгрудились вокруг.
Когда на экране замелькали интерьеры сауны, Ирина Андреевна выдохнула: «Опять?!»
— Что опять? — спросил Гоша.
— Очередной «банный» скандал, — поморщилась мама. — И не надоело? Родинки считать…
Но никаких голых политиков мы так и не увидели. Сюжет развивался иначе.
Судя по всему, камеру включила некая перепившая девица по имени Света. Неверным глазом она попыталась выбрать ракурс, и объектив какое-то время плясал по полосатым от деревянных реек стенам. Потом откуда-то сбоку возник абсолютно не министерский типаж — голый амбал, напоминающий вставший на дыбы автобус. «Кончай байду, Светка», — просипел автобус и начал обнимать девицу. В кадре мелькали то литой живот амбала, то кусочек обширной груди Светки, потом камеру грохнули на стол и накрыли сверху полотенцем, надо думать, скинутым со Светика.