Танцы на минном поле
Шрифт:
— Да? — поинтересовался следователь. — Почему?
— С одиннадцати до четырех с гор в небо восходящие потоки струячат, — пояснил майор. — Так что, чуть зазевался, запросто могут вертолет перевернуть.
— Вот даже как, — понимающе кивнул следователь, делая пометку в своем блокноте. — А скажите, когда эта команда прилетела в Кизляр, командование полка каким-нибудь образом в известность ставили?
— Вообще-то, положено, — задумчиво протянул вертолетчик, — наверняка поставили.
— Положено, — повторил за ним Крутый. — Ладно, благодарю вас, вы свободны.
Дождавшись,
Чтобы хоть немного успокоиться, он подошел к окну и приоткрыл форточку. Морозный горный воздух ворвался в комнату, наполненную затхлым архивным духом. «Спокойнее», — убеждал себя Крутый. «Мне надо успокоиться, во что бы то ни стало! Надо успокоиться». С недавних пор, с того момента, когда его, словно слепого щенка, ткнули в кучу дерьма там, где он мнил видеть плоды своих многодневных трудов, во всех, с кем его сталкивала работа, он видел шпионов — заговорщиков, услужливо восполняя домыслами отсутствие здравых аргументов.
«Не может быть, что бы начштаба знал так мало», — со скрытой неприязнью думал он, вспоминая простецкое обветренное лицо вертолетчика. «Какие основания у него скрывать то, что ему известно? Он что, тоже в заговоре? Не может быть, что бы он хоть что-нибудь не знал». «Очень даже может», — отвечал ему голос рассудка. «Не веришь, подойди в Москве к любому таксисту и попроси его описать клиента, вызвавшего машину к себе на дом три года назад».
Дверь приоткрылась и в нее просунулась широкоплечая фигура полковника Данича.
— Не помешаю? — улыбнулся он в густые черные усы. — Гостей принимаете?
— Да-да, Виктор Юрьевич.
— Хорошо вы тут устроились. У вас на плато тихо, ветра нет. У этих авиаторов вообще ветрюган, умереть, — не встать! Со всех сторон дует, в лицо несет, не понять — то ли дождь, то ли снег. Казалось бы, сколько там тех километров, а такое ощущение, что совсем другая климатическая зона. Вы не возражаете, если я у вас немного обогреюсь, — все так же улыбаясь и растирая раскрасневшиеся на морозе уши, спросил полковник. — Да, кстати, я тут распорядился, чтобы с камбуза сюда подогнали горячего чая, по возможности, с лимоном. Надеюсь, вы ко мне присоединитесь?
— Спасибо большое. Конечно, присоединюсь, — Крутый благодарно посмотрел на своего соратника. Со времени их знаменательной беседы в Энске он проникся к нему почтительным уважением, и, если кому и доверял, то только ему. Со школьных лет у мальчика Коли Крутыя, слывшего в классе отпетым умником, жила мечта о сильном друге,
— Да так все, — пожимая плечами, начал Данич, — ничего из ряда вон выходящего. Рассказываю вкратце, возникнут вопросы, — перебивай.
— Идет, — кивнул следователь.
— Самолет с группой Дунаева прибыл в семь сорок две специальным рейсом из Чкаловского…
— Фотография Дунаева у начальника отряда была?
— Была, конечно, — кивнул Данич, — с документами все в порядке, опознание прошло. Тут вопросов нет. По прибытии группы начальник аэродрома пытался вызвать вертолетный полк по радио, но эфир был хреновый и расслышать толком ничего не удалось.
— Ну-ну… — заинтересовано повторил следователь.
— А что «ну»? — Данич сделал неопределенный жест рукой, словно ввинчивая лампочку, — Начальник аэродрома позвонил по телефону …
— Это против инструкции.
— Ага, против, — усмехнулся борец с терроризмом. — Знаешь, у нас в Афгане анекдот ходил: едет себе Хасан на ишаке по горной дороге, а перед ним жена марширует. Навстречу им сосед Абдула: «Вах! — говорит, — Как же ты можешь женщину впереди себя пускать?! В Коране же совсем по-другому написано».
— И что?
— А тот в ответ: «Когда Коран писали, — дороги не минировали. Иди, Зульфия, иди». Посуди сам — положение у мужика с аэродрома патовое. Позвонишь, — инструкцию нарушишь, не позвонишь, — московские гости тебя съедят, и пуговицы от кителя не выплюнут. Ты бы что выбрал?
— Ну… — нерешительно вздохнул представитель прокуратуры.
— То-то же, что «ну». А Дунаев с компанией, судя по рассказу этого самого начальника, на него насели капитально. Их тоже понять можно. Операция чуть ли не по минутам продумана, самодеятельность в таком деле запрещена. Чуть где опоздал, — связывайся с Москвой, вноси коррективы, а не то, неровен час, на подлете к базе «Иглу» в брюхо схлопочешь, и поминай, как звали.
— Ладно, предположим, убедил. Дальше что?
— Дальше? Как я уже сказал, с аэродрома связались по телефону с вертолетным полком и оттуда, в смысле отсюда, выдали следующее: у них там, в смысле — тут, обложная облачность, но метеорологи обещают, что часам где-то к девяти-десяти развиднеется. Поэтому варианта три: либо ждать этих самых девяти-десяти, тогда они пришлют вертолет прямо сюда, либо вертолетчики снаряжают пару «Газиков» и присылают их за командой, ну, а лучше всего, если на аэродроме есть свои свободные колеса, то пусть, мол, группа Дунаева садится и катит в полк своим ходом. — Данич замолчал, повернул стул и протянул ноги к самодельному обогревателю, сооруженному местным умельцем из трех огнеупорных кирпичей и куска нихромовой проволоки. — Брр, холодина у них тут. Я, пока на «Бобике» доехал, думал, пальцы отморожу. Как они по здешним ущельям на «Урале» катили, ума не приложу.