Танцы на минном поле
Шрифт:
Подобно Элли, ее щенку Тотошке и их домику на колесах, торговцы адским зельем словно были унесены в туманную даль неведомо откуда взявшимся ураганом. В этот вечерний час Никольская была почти пуста, и, стоило Владимиру остановиться возле дверей пресловутого фармацевтического заведения, как спиной, кончиками ушей и иными частями своего тела он отчетливо почувствовал, что на его скромной персоне, словно прожектора на залетном «Юнкерсе», сошлись штук пять бдительных взглядов.
Понятное дело, оставаться на этом месте долее было бы непростительной ошибкой. Он поспешил покинуть зону действий замаскированных стражей порядка, ибо перспектива загреметь на ночь «для выяснения личности» старшего лейтенанта никак не устраивала.
Не надо быть
Всю дорогу до станции метро Ривейрас вспоминал результаты перехватов последних дней.
С этим самым перехватом существовала одна тонкость. Прослушка давала возможность накопить горы, так сказать «бытового» компромата, но, упершись в первую же «деловую» тему, один из беседующих произносил: «Это не телефонный разговор!» и далее назначалась личная встреча, заставлявшая оперативников иногда переться бог весть куда. Бывало, информация не стоила рубля в базарный день. Впрочем, на их счастье, словно бальзам на раны, существовали и настоящие фонтаны и гейзеры, выбрасывавшие в эфир галлоны ценнейших сведений. В секторе, который курировало агентство, таким был сын крупного мидовского чиновника и сам сотрудник МИДа Альберт Мухановский. По окончании МГИМО он полтора года просидел в Лаосе, мозоля глаза послу и доводя его до тихого кипения своими пьяными выходками. Стоит ли говорить, что тот поспешил избавиться от подобного помощника при первой же возможности, и лишь почтение к высокопоставленному отцу помешало написать в сопровождающих документах мальчика из хорошей семьи «за поведение, несовместимое со званием российского дипломата». Таким образом, беспутному отпрыску заслуженного государственного мужа удалось остаться в структуре МИДа.
Однако, несмотря на высокое покровительство, карьера Альберта Мухановского не радовала бурным взлетом. Более того, она была близка к «посадке», хотя об этом, как раз, знали не многие. Все дело в том, что, как и изрядная часть мальчиков-мажоров, Мухановский был плейбой. Его хорошо знали в узких кругах, где он числился дипломатом. Ходили даже полуслухи, полунамеки, что страну, которую он совсем недавно осчастливил своим присутствием, ему пришлось покинуть, не то за бурный роман с наследной принцессой, не то за не менее бурную разведывательную деятельность, а может быть, за то и другое, вместе взятое. Альберт всячески лелеял и поддерживал эти слухи, но, что было абсолютно достоверно, «по дипломатическим каналам» через Мухановского шла наркота. В свое время, прослышав об этих самых каналах, руководство Центра дало распоряжение взять «дипломата» в разработку. Выполняя это поручение, Владимир довольно коротко сошелся с ним, но, как и большинство связанной с деятельностью «Амбассадора» (под этим именем он числился в картотеке Центра) информации, байки о дипломатических каналах были расчитаны на простаков. Болтуна решили, было, сдать в «заморозку», но оставили «под колпаком», поскольку в том потоке сведений, которым фонтанировал этот мидовец, временами встречались весьма занятные откровения.
Вообще же, Мухановский был фигурой одиозной. Он греб наркоту мелким оптом у нигерийцев, но, сам того не ведая, под бдительным оком ФСБ, неразумно полагая себя при этом в полной безопасности. Последнее время Альберт не радовал Центр новостями, но…
Совсем недавно некая Зося, подруга Мухановского, жаловалась ему, что менты порезали каналы, по которым она получала порошок, на что он отвечал, распушив перья, что его-то каналы легавым не достать и обещал ей подкинуть зелье в воскресенье или в субботу. Сегодня была пятница. А вчера, как следовало
Войтовский возник возле дверей «Фугаса» неожиданно, как, впрочем, он обычно и появлялся. Вот только что на этом месте никого не было, и вдруг он появляется, словно сгустившийся из окружающей тьмы.
— Ну, что у нас плохого? — сумрачно осведомился он, окидывая взглядом автостоянку и зеркальную дверь с эмблемой, изображавшей взрыв, что загоралась алым пламенем над входом в клуб через каждые полминуты.
— У Амбассадора здесь сегодня встреча с поставщиком, — тихо произнес Ривейрас, подходя к двери.
— А что на Никольской?
— Пусто.
— М-да, — хмыкнул Михаил, толкая золоченую дверную ручку. — Весьма занятно. Но могу тебя обрадовать, начальство дало полную лицензию на расследование этого дела. Так что мониторинг мониторингом, а наша задача выяснить, где тут, так сказать, собака порылась, ну и, понятно, обратить все к чести и славе, как писали Стругацкие, «герцога Алайского и правящего дома».
Зал, уходивший воронкообразно вниз, действительно наводил на мысли о затянувшейся артподготовке. Во всяком случае, мелькание огней и грохот, заполнявшие его, напоминали позиции немцев за час перед сражением на Курской дуге. Вокруг трех полированных фаллоиммитаторов, вмурованных в пол, в бешеной пляске крутились слегка одетые девицы, обезумевшие от невозможности взобраться на самый верх. Чуть поодаль от них расположился странного вида молодой человек в блистюльках, видимо, комментируя безобразное поведение танцовщиц.
— М-да, — еще раз пробормотал Войтовский, обведя взглядом зал. — Вон тот столик в углу нас устроит.
Они уселись вокруг пластиковой шайбы и, заказав подпорхнувшей официантке сухой мартини, принялись созерцать то, что удавалось увидеть в редкие промежутки вспышек алого и желтого света.
— Где наш клиент? — пробурчал таежный призрак, склоняясь к плечу своего напарника.
— Лево тринадцать градусов, возле грудастой блондинки разодетый фраер.
— А где поставщик?
— Пока не видно. Придется подождать, — поморщился от громкой музыки Ривейрас. Между тем, великое сидение затягивалось. Лощеный, как президентский «роллс-ройс», Амбассадор непринужденно веселился среди разнокалиберной молодежи, в великом возбуждении сошедшей со страниц прошлогодних модных журналов.
— Говоришь, Никольская пуста? — чуть наклонившись к Владимиру, переспросил Войтовский. Поскольку к спиртному он относился более чем холодно, то непочатый бокал с золотистым напитком интересовал его, более, с точки зрения игры света, чем качества содержимого.
— Пуста, — кивнул в ответ Ривейрас, не спуская глаз с подопечного.
— А публика под кайфом, — пробормотал командир группы, продолжая сверлить взглядом бокал. — Об заклад можно биться — "экстази". Чего-то я тут не понимаю.
— Миша, — прервал его размышления зоркий внук испанского народа, — наш клиент с поставщиком.
Среди танцующих уже несколько минут ошивался негр. Радикально черный негр, одним своим видом способный вогнать в нервическую дрожь Мистера Твистера со всем его семейством. Негр некоторое время потерся возле Альберта, ведя с ним оживленную беседу, потом кивнул, направляясь к выходу.
— Ну вот, и нам пора, — скомандовал Войтовский, поднимаясь из-за стола.
Мухановский, дождавшись, пока Мабуно поднимется в холл, направился ему вслед, и едва не столкнулся с ним, войдя в туалет. То, что произошло вслед за этим, было несколько необычно. Стоявший у зеркальной двери охранник, сняв с пояса радиостанцию, прослушал какое-то короткое сообщение, произнес что-то в ответ и вразвалочку зашагал к ватерклозету, за дверью которого скрывались Мабуно и Альберт. Их появление из этого укромного места было стремительным и не вполне добровольным.