Танцы на осколках
Шрифт:
— Что это за место? И как ты-то сюда попал с твоими способностями?
Гера ухмыльнулся:
— Мои способности бесполезны, перед толпой фанатиков. Ехал на коне в Приречье, а эти подонки натянули веревку поперек дороги, в аккурат на уровне моей шеи. Повезло еще, что медленно скакал, а так бы головы лишился. А дальше окружили, да сюда приволокли.
— Один в один, — подтвердила я. — Слаженно ребята работают. Давно ты тут?
— Неделю, может две.
Я села рядом с другом:
— Зачем им пленники? Ведь не выкуп
Гера вздрогнул:
— Точно не выкуп. Они заставляют копать торф на болотах. А коли попытаешься бежать, то у них много способов отучить тебя от этой привычки. Сюда ведет одна дорога, а сама деревня окружена болотами. Топь только местные знают — я пытался сбежать через три дня, но меня быстро изловили и перебили ноги.
— Но зачем? Почему просто не избить, — удивилась я, — Ведь копальщик без ног, не копальщик.
Прежний закрыл ладонью глаза и надрывно втянул воздух.
— Я тогда прочувствовал их. А когда понял, зачем я им на самом деле и что меня ждет, сразу рванул когти, да как видишь неудачно. Кать, это не простые разбойники, которым нужна только нажива…
Он замолчал. Брест пришел в себя и попытался привстать на локте, но служанка уложила его обратно. Он отмахнулся от нее и, нащупав на голове рану, прорычал:
— Что же это за твари?
Гера на минуту задумался, и я сразу вспомнила это его расслабленное состояние и размеренное дыхание — он прощупывал Бреста, проникал к нему в мысли.
— Мы с тобой не знакомы? — наконец проговорил он. — Своей душой ты мне очень напоминаешь одного человека.
Брест и Милка инстинктивно отодвинулись.
— Нет, — отрезал наемник, — Я слышал о тебе только по рассказам Мурки.
— Хм, ладно, после разберемся. Что касается этих, — он кивнул в сторону двери, — Во-первых, это не разбойничий лагерь. Это настоящая деревня с домами, сараями, конюшнями и со своей часовней. По утрам и вечерам они всей толпой читают молитвы, а после приходят за пленниками. Когда меня сюда бросили, здесь уже сидело два мужика. Одного не стало в тот же день, второго — на следующий. Так что я тут долгожитель, — горько улыбнулся Гера. — Когда те двое исчезли, тринники пришли за мной…
Я положила руку на плечо, стараясь вложить всю теплоту в этот корявый жест. Внезапно Гера напрягся и схватил меня за кисти:
— Быстро вяжи руки, они идут сюда.
Милка и я сцапали веревки и, помогая друг другу, кое-как накинули путы. Как раз вовремя: дверь отворилась. На улице было темно, а в дверях стояло два черных силуэта. Они молча разглядывали нас.
— Девку бери, — раздался скрипучий голос высокой косматой фигуры.
— Какую, Владыка? — откликнулся второй пониже.
— Вон ту, — он ткнул в меня пальцем, — От нее смрад нечистый идет. — И высокая фигура развернулась, махнув полами длинных одежд.
Который пониже поднял арбалет и направил на меня:
— Выходи, — приказал он мне, — Всем остальным
Гера вцепился мне в руку и зашептал очень быстро, так что я смогла разобрать только:
— …отключись…не думай…
— Что ты там бормочешь, нечисть? Молчать. А ты, ну-ка живо на выход, дважды повторять не буду.
И я последний раз, дотронувшись до руки Прежнего, поднялась и на ватных ногах вышла вон.
***
Когда за воровкой закрыли дверь, Брест, отстранившись от назойливой служанки, сел, стараясь справиться с головокружением. Глаза уже привыкли к темноте, и он мог различать смутные силуэты. Милка сидела, вжавшись в стену и «прижав уши», а Прежний сидел в углу и, что-то бормотал про себя.
— Что ты там гуторишь? — проворчал наемник
Гера некоторое время пошептал еще и наконец, ответил:
— Я молился за Катерину или за Мурку, как вы ее называете.
— Ты молишься? Я думал, что вы, Прежние, ни в бога, ни в черта…
— И много ты знал Прежних? — ответил вопросом на вопрос Гера.
— Уел, — согласился наемник. — Кто эти люди? И зачем она им?
Гера вытер дрожащей рукой испарину:
— Они приверженцы этой вашей новой церкви. А зачем она им? Хороший вопрос. — Он погладил сломанную ногу. — Они будут мучить ее. Долго. Сначала изнасилуют — пустят по кругу, потом буду пытать, но не до смерти, а так, чтобы выжила. Так будет повторяться изо дня в день, пока ее не сломают, или случайно не прикончат. Те двое, о которых я говорил: один наложил на себя руки — просто ушел во время копки торфа в болото и молча погрузился в жижу. А второй спятил, теперь только мычит и пускает слюни, где-то там, — и он кивнул в сторону.
Милка жалостливо всхлипнула и, прикрыв рот ладонью, во все глаза смотрела на рассказчика. Брест сморщился, потрогал свой затылок — на пальцах осталась кровь:
— Погоди, ты же говорил, что с тобой мужики сидели по началу, неужто их тоже снасильничали?
Гера промолчал в ответ, только опять откинулся на бревенчатую стену и закрыл глаза.
Наемник страшно выругался и ударил кулаком в стену. Выплескивая накатившее отчаяние, ударил еще раз. Он бил и бил, пока на костяшках не остались ошметки кожи, а голова не закружилась. Бреста вырвало.
Милка тихо плакала в углу:
— Но как же… Откуда ты-то все это знаешь? — она жалобно, с надеждой в голосе, обратилась к Прежнему.
Парень не стал отвечать, откуда-то из-за стен раздался страшный крик. Потом опять. Вопли теперь не прекращались. Крики заглушало звучное пение: стройный хор мужских и женских голосов.
Гера шумно втянул воздух:
— Прошу тебя, отключись, ты должна отключиться, забыться… — зашептал он. — Я опять тебя подвел…
Милка вскинулась на ноги и, наплевав на всех, начала кружить по избе: