Танцы с королями
Шрифт:
«Временное заблуждение!» Мария-Антуанетта в отчаянии закрыла глаза, услышав в этих словах приговор судьбы.
Теперь, когда вооруженные до зубов толпы восторженно приветствовали его, Людовик не выказывал ни удивления, ни облегчения. Короли Франции, несмотря на свой аристократизм, всегда были близки к народу. Он и его предки вставали, ели и ложились спать на глазах у своих подданных. Даже их рождение и смерть были лишены всякого покрова таинственности. Людовик видел, что все обстоит так, как он и предполагал: народ не проявляет лично к нему никакой враждебности, хотя он олицетворял все, против чего тысячи людей выступали с такой яростью. Он воспринимал приветственные крики толпы с благосклонной улыбкой, кивая и махая в ответ
Ричард и Роза продолжали свой путь, выехав за парижские ворота, а в отеле де Билль тем временем происходила торжественная церемония. Мэр Парижа, полагая, как и все остальные, что конституционная монархия является делом почти решенным, в знак преданности и примирения поднес королю ключи от города. Людовик великодушно принял этот дар. Домой он вернулся с кокардой на шляпе. Мария-Антуанетта вся сжалась в комок, увидев этот ненавистный символ революции. Затем они в слезах обнялись. Королева уже не чаяла увидеть его живым в тот день, да и самого Людовика не покидало ощущение, что он находится на краю пропасти.
По всей стране совершались акты насилия. Бедняки мстили тем, кто в недавнем прошлом вздувал цены на хлеб. В одном округе крестьяне собрали вместе всех мельников и казнили их, посадив на кол. Сборщики податей и другие чиновники финансового ведомства стали всерьез опасаться за свою жизнь. Многие личные обиды были разрешены ударом ножа или длинной острой пики. Повседневная жизнь стала во многом неустроенной. Ухудшилось снабжение продовольствием, и цены на него еще больше подскочили. Изголодавшиеся и отчаявшиеся люди объединялись в шайки и занимались грабежами и разбоем на больших и малых дорогах. Женщины, не зная, как прокормить детей, с утра до ночи попрошайничали на улицах или занимались проституцией. Очереди за бесплатной похлебкой и куском хлеба, которые раздавали на кухне Шато Сатори, значительно увеличились, но в них, как и прежде, соблюдался порядок. Жасмин изредка навещала эту часть дома, ковыляя туда с палочкой, но в целом она полагалась на овдовевшую мать Дианы, честную и добросовестную женщину, у которой всегда был в запасе свежеиспеченный хлеб и котлы с наваристым супом и рагу. Вот уже много лет этим делом занимались, помимо матери Дианы, еще несколько специально выделенных слуг.
Окончательно поправившись, Роза вернулась в Версаль. Ричард и Жасмин не пытались переубедить ее, понимая, что она приняла окончательное решение. Поступок Розы, презревшей опасность и сохранившей верность королеве, тронул Марию-Антуанетту до глубины души.
— Дорога мадам Роза! Нынешние суровые обстоятельства освобождают вас от всех обязанностей передо мной. Мадам де Ламбаль оставила двор так же, как и герцогиня де Полиньяк, и многие другие. Некоторые уехали в Швейцарию или Голландию, другие еще дальше. Я, признаться, думала, что вы уже в Англии.
— Нет, Ваше величество! Еще не время. Я почту за честь и дальше служить вам.
На лице Марии-Антуанетты появилась счастливая улыбка:
— Сегодня для меня воистину удачный день. Пойдемте к детям. У дофина теперь новая гувернантка, маркиза де Турцель. Ее предшественница уехала.
Они спустились по Лестнице, которая вела из покоев королевы в детскую. Ниже обычных перил была протянута веревка, чтобы, цепляясь за нее, детям было легче подниматься и опускаться по лестнице. При виде Розы принцесса Мария-Тереза пришла в бурный восторг и захлопала в ладоши. Это была очень красивая девочка, во многом похожая на свою мать.
— Вы не покинули нас! Как я рада, мадам!
Четырехлетний дофин, озорной розовощекий карапуз, подбежал к Розе и та, зная его привычки, взяла его на руки и расцеловала.
—
— Ничто не доставит мне большего удовольствия! — весело ответила она.
Жизнь в Версале во многом вернулась в обычное русло. Конечно, те, кто остался, скучали по друзьям, бежавшим из Франции, и принимали на себя их обязанности. Светские развлечения шли свои чередом. Как бы то ни было, но в Версале все эти аристократы чувствовали себя в гораздо большей безопасности, чем в любом другом месте Франции, поскольку ежедневно отовсюду поступали известия о нападении на замки и поместья. Крестьяне захватывали землю, инвентарь, зерно, скот. Тех, кто протестовал, избивали и предавали жестокой смерти. Бороться с этими явлениями было невозможно, потому что вскоре после падения Бастилии одиннадцатого августа 1789 года Учредительное собрание приняло декрет об уничтожении феодальных прав и привилегий.
В Париже многие агитаторы воспользовались недавно провозглашенным правом на свободу печати и публиковали зловредные и подстрекательские памфлеты и воззвания, чтобы постоянно держать народ в возбужденном состоянии, не давая, как они сами выражались, «угаснуть огню революции». Розе казалось, что даже природа вступила в сговор с революционерами, ибо неослабевающая августовская жара словно помогала им в этой и без того накаленной атмосфере. Лишь в Шато Сатори и малом Трианоне находила она места, где можно было отдохнуть от всех этих треволнений.
Когда королева, которая ранее устроила бал для поддержания духа придворных, организовала с этой же целью вечерний пикник для немногих своих друзей, оставшихся в Версале, и пригласила Ричарда, он охотно принял это приглашение. Пикник должен был состояться в храме Любви, с которым у Ричарда и Розы были связаны самые приятные и нежные воспоминания. В последний раз они были там вместе после того, как он ранил на дуэли графа де Кордерьера.
На ступеньках и на траве для тех, кто предпочитал сидеть там, а не в креслах, были постланы роскошные персидские ковры, а внутри ротонды был устроен великолепный буфет с изысканнейшими винами и закусками. Слуги молча зажгли канделябры, после чего удалились и больше не появлялись. Стояла теплая, залитая лунным светом ночь. На небе высыпали мириады звезд. От скрытых в кустах фонарей, которые окружали место пикника, исходило уютное мерцание. Гости переговаривались между собой вполголоса; иногда раздавался тихий смех. Казалось, для тех, кто собрался здесь на несколько часов, огромный и страшный внешний мир просто перестал существовать.
Аксель фон Ферзен ни на минуту не отходил от королевы. Утекло уже много воды с тех пор, как Розе в последний раз приходилось исполнять при них обязанности дуэньи, и ей было известно, что он часто проводил ночи в малом Трианоне наедине с Марией-Антуанеттой. Они стали любовниками в тот самый день, когда Роза встретилась в лесу с Ричардом. Королева не делила ложе с королем после зачатия Софи, которая скончалась в младенчестве, и Роза не сомневалась в том, что Людовик знает все и в душе, видимо, уже простил Марии-Антуанетте эту измену. К счастью, у придворных головы теперь были полны другими, более важными заботами, и сплетни о прелюбодеянии королевы приумолкли.
После ужина зазвучала виола, приглашая всех к танцам, и королева и граф фон Ферзен подали пример, которому последовали несколько пар. Ричард, не видевший Розу вот уже три недели, увлек ее в сторону; они отправились гулять по парку и вскоре набрели на почти незаметный грот. Среди покрытых мхом скал тихо поблескивала вода, от которой отражался свет луны.
— Как бы мне хотелось, чтобы по всей Франции воцарился такой же покой, как в этом полном волшебного очарования месте, — сказала Роза, присаживаясь на маленькую, стилизованную под деревенскую, скамейку, на которой любила сиживать королева, предаваясь одиноким размышлениям.