Танец для двоих
Шрифт:
— Никто никогда не скажет, что ты скучен! — воскликнула я искренне. — Я абсолютно уверена, что и Лалла никогда не считала тебя таким. Проблема в ней, а не в тебе. Поверь, я знаю, о чем говорю.
— После разговора с тобой я чувствую себя гораздо лучше. Я никого никогда не любил так, как Лаллу. Уже через пять минут после нашей встречи я понял, что она та единственная, которая создана только для меня. Если ей нужно, пусть убегает время от времени. Я только хочу быть уверен в том, что она вернется.
В эту минуту лицо Хамиша было таким печальным, что я почувствовала себя тронутой до глубины души. Легкий укол ревности
— Вероятно, я слишком эгоистичен. Тебе ведь нет никакого дела до моих проблем. Я обратился к тебе лишь потому, что знаю, как ты нравишься Лалле. В твоем обществе она чувствует себя раскованно. Почему-то она не любит других женщин, а женщины не любят ее. Мне кажется, они видят в ней угрозу.
Я вспомнила наши школьные годы. Хамиш был прав: девочки побаивались Лаллу. Она всегда делала то, что считала нужным, никогда не интересуясь мнением других.
— Ты совсем ничего не ешь, — сказал Хамиш. — Может, мне стоит заказать что-нибудь еще?
Хамиш вызвал такси и довез меня домой. Я с трудом вылезла из машины. Мой живот был набит до отказа. На десерт я съела клубнику Romanoffи несколько птифур с кофе. Хамиш сказал, что ужасно устал от худосочных девиц, которые могут позволить себе на ужин лишь вяло жевать тонкий стебель сельдерея. Ему приятно находиться в компании девушки, которая не только невероятно красива, но при этом еще и хороший едок.
— Надеюсь, ты не считаешь меня обжорой? — спросила я на крыльце.
Хамиш настоял, что проведет меня до самых дверей. Такси стояло рядом, счетчик работал. Ночью Хамиш улетал в Японию. Машина ждала его, чтобы отвезти в аэропорт Хитроу. Мягкое интеллигентное лицо было освещено светом уличных фонарей.
— Я не считал так ни минуты. Думаю, что ты жадно впитываешь жизнь. Мне это кажется очаровательным. — Он легко прикоснулся к моей щеке ладонью и нежно, по-братски поцеловал. Я подумала, как счастлива должна быть Лалла. — Обещай мне кое-что, Виола!
Я была готова к его просьбе. В последнее время ко мне обращались с просьбами разные люди. Я не забыла ни одного обещания, которое давала.
— Лалла несчастлива. Ты ей нужна. Если она будет вести себя не совсем так, как полагается, постарайся не сердиться на нее! Знаю, я прошу слишком многого. Можешь ли ты стать ей другом, ради нее и ради меня?
Я пообещала, что подружусь даже с Джеком Потрошителем, если Хамиш попросит меня об этом.
Я зашла в темный холл, взобралась на подоконник и проводила автомобиль Хамиша глазами. Такси медленно доехало до конца площади, выехало на трассу и затерялось в потоке машин. Мне не стоило больших усилий представить себя влюбленной в него, влюбленной в кого бы то ни было. Я тут же спохватилась и устроила себе выволочку. Очевидно, шампанское и душная летняя ночь сыграли со мной злую шутку. Я закрыла глаза. Сладкий запах жасмина из раскрытого окна обволакивал и пьянил.
— Виола! — раздался голос Дэниела у меня за спиной.
Я испугалась. От неожиданности моя голова резко дернулась назад. Я больно ударилась головой о косяк.
— Ох, Дэниел! Ты не мог бы как-то предупреждать о своем появлении?
— Я беспокоюсь о мисс Барлэм. Вы ведь подруги. Не говорила ли она тебе что-нибудь?
Я собралась
— Что случилось с Вероникой?
— Она оставила записку на моем столе. Не знаю, что и думать по этому поводу. — В сумерках я не могла разглядеть выражение глаз Дэниела. Он держал в руках небольшой клочок бумаги. — Я нашел это около шести часов, когда вернулся домой. Какая еще блажь может прийти ей в голову? Я прождал ее целый вечер, чтобы поговорить. Но она до сих пор не вернулась.
— Зажги, пожалуйста, свечу!
Неяркое пламя свечи осветило встревоженное лицо Дэниела. Я вслух прочитала записку.
«Дорогой Дэниел.
Мне так жаль, что я стала для тебя обузой. После нашей стычки сегодня утром я осознала, что твое раздражение вполне оправданно. Все это продолжается слишком долго. Пора положить всему конец. Я хочу, чтобы ты наконец успокоился. Я не в силах больше этого выносить. Мне больно осознавать, что я добавляю страдания твоей и без того израненной душе. Я должна что-то сделать.
Поверь мне!
Твой искренний друг
Вероника Барлэм».
— Что случилось сегодня утром?
Дэниел взглянул на меня сердито, а затем отвел взгляд и уставился на фонари за окном.
— Я готовил завтрак. Ты знаешь, иногда я люблю побыть в одиночестве. Первые несколько часов после пробуждения меня ужасно раздражает общество других людей. Не имеет значения, кто попадается мне на пути в эти минуты. — Дэниел свирепо посмотрел на меня. — Мисс Барлэм зашла на кухню, когда я намазывал масло на хлеб. Она стала долго извиняться за то, что побеспокоила меня, пока моя голова не зазвенела. Затем на цыпочках подошла к буфету и открыла его вот так. — Дэниел сжал плечи и показал, как Вероника открывала дверцу буфета указательным и большим пальцем в подчеркнуто аккуратной манере. — Я был страшно раздражен. По-моему, я сказал: «Мисс Барлэм! Ничто не выводит меня из себя так, как ваш вечно виноватый вид и бесконечные извинения!»
— О Дэниел! Слишком сурово разговаривать подобным образом с Вероникой. Ты же знаешь, как она чувствительна.
Дэниел упрямо выдвинул подбородок.
— Да, я говорил с ней так! В конце концов, я грубое животное. Я признаю это.
— Это все, что ты ей сказал?
— Я сказал еще… Я сказал об обществе, которое становится проклятием. Я просто процитировал Овидия. Кто бы мог подумать, что она воспримет мои слова на свой счет и отнесется к ним столь серьезно? Вот ты, например, сколько раз говорила мне, что я скряга и меня следует заковать в цепи и дать хорошую взбучку?
— Это не одно и то же. Твои слова на самом деле ранят. Ты не единственный на земле человек, который чувствует себя отвратительно по утрам, когда проснется.
— Ты полагаешь, что я самовлюбленный монстр, бездушный и грубый? — Дэниел замолчал на минуту. Затем крепко схватил мои руки и выдохнул: — Да, ты права! Но сейчас я в отчаянии. Я признаю, что я чудовище. Только скажи мне, Виола, мисс Барлэм не покончила с собой?!
Мы уставились друг на друга. Лицо Дэниела скривилось от ужаса. Его глаза молили о помощи. Я почувствовала, что должна как-то успокоить его.