Танец над вечностью
Шрифт:
— Угу, ты еще спроси, откуда дети берутся. Была она беременна или нет?
— Нет! То есть… Откуда мне знать? Ничего мне не говорила, таилась последние дни. Я ее под замок запер, чтобы не сбежала, а она все равно… Это ее подруженька удружила! Та еще стерва!..
— Кто?
— Шарлотта. И ведь целый план побега разработали!.. Обдурили меня…
— А ну-ка, с этого места подробней.
— Упросила меня Ежению в лавку ювелирную с ней отпустить, чтобы, значится, колечко обручальное подружке на помолвку выбрать…
Я вздрогнула, вспомнив кольцо в кабинете Рыбальски.
— С рубином?
— Да откуда ж мне знать? Ты, кстати, рубины-то из добычи куда дела? Часовщикам
— Не отвлекайся! Дальше что было?
— А ничего… Днем они ушли, а меня в Часовой корпус вызвали, вечером только вернулся. Да только Ежению так домой и не дождался, не вернулась она больше…
— Шарлотта, значит… — пробормотала я, тарабаня пальцами по столу. — А потом она вышла замуж за Рыбальски…
— Никогда она мне не нравилась, заносчивая, хладнокровная и продажная дрянь!
Ёжик укоризненно покачал головой:
— Зачем ты так? В прошлом все, быльем поросло…
— И сынок весь в мамку пошел! — кипятился дальше воевода. — На дуэль меня вызвать собрался, сопляк…
— Ты же не собираешься с ним драться? — осторожно спросил Ёжик. — Убьешь ведь…
— Убью, а что остается? Или прикажешь проглотить оскорбления? Обвинил меня бог знает в чем…
— Пожалей Шарлотту! Она же не вынесет…
— А ты ее не жалей! Она тебя не пожалела!..
— Воевода, а почему Тиффано вдруг решил, что Шарлотта была в тебя влюблена? — нахмурилась я, вспомнив странный вопрос инквизитора.
— Тьфу ты! — разозлился Даугав. — Да твой любитель мальчиков такой же двинутый на голову, как и ты!..
Лу дрожала от страха и всю дорогу ныла. На площади ей стало дурно, и мы были вынуждены остановиться и присесть на лавку, чтобы она отдышалась. Но ее болезненность была мне как раз на руку. Убедительней сыграет перед инквизитором тревогу за братика. Однако в гостинице привратник огорошил нас известием, что фрон профессор уехал за город, предупредив, что будет поздно.
— Или вообще не будет ночевать, — со странным торжеством добавил Грег, глядя на Луиджию сверху вниз. — Так что можете его не ждать, фронляйн.
У меня заныло в висках от злости. К Пихлер поехал, как пить дать, к рыжей корове помчался, спаситель чокнутый! Нельзя было его оставлять без присмотра, ой нельзя!
— Тогда мы пойдем… — радостно пролепетала Лу, но тут же осеклась, когда я дернула ее за рукав и протестующе замычала. — Или нет? Нет. Мы с братом его подождем. Где?
— Ммм!
— Да, хорошо, Лука, тут и подождем.
Под недовольным взглядом привратника она проследовала к удобному креслу возле камина и села на краешек, выпрямив спину. За неделю в школе танца Лу успела приобрести кое-какие привычки и полностью изменить походку. Если она и ссутулилась, то тут же спохватывалась, выпрямляла спину и задирала подбородок. Еще в ней появилось немного уверенности, должно быть, от Алисы. К моему удивлению, эти двое — такие непохожие — неплохо сдружились. Но было в девчонке еще что-то неуловимо изменившееся, что маячило на краю сознания, но никак не давалось. То ли в движениях, то ли в облике… Я перевела взгляд на входные двери и выпятила подбородок, злобно клацнув зубами. Где его носит? Воображение рисовало мне самые яркие сцены: как Кысей утешает Пихлер, как она плачет, как он вытирает ей слезы, а потом склоняется в невинном поцелуе, как она обвивает его шею, как он беспомощно барахтается в ее объятиях, а потом уступает… и…
Я вскочила на ноги и заметалась по комнате.
— Если он что-то разобьет, платить будете вы, фронляйн, — на всякий случай сообщил привратник. — Может, пойдете, погуляете? Погода отличная…
За окнами как раз темнело от стремительно надвигающейся грозы. Затылок
— Лука, сядь! — Лу поймала меня за руку и усадила на кресло, обнимая. — Не волнуйся, пожалуйста… Хочешь, уйдем?
— Ммм!
Я задремала в кресле, и мне снилось что-то странное. Я была голой и темноволосой, видя собственное отражение в витрине ювелирной лавки. Длинная тонкая прядь волос щекотала мне шею и грудь, я мило беседовала с хозяином, ничуть не стесняясь своей наготы. Все люди вокруг меня были словно припорошены серым пеплом и одеты в такие же бесцветные одеяния. Вообще было только два цвета: мои темные волосы и красно-алый свет огромного рубина. Он был размером с человека, но я намеревалась его купить и торговалась, обходя со всех сторон и выискивая изъяны. В моей руке был острый скальпель, которым я ограняла камень, как вдруг заметила кого-то внутри… словно муха, корчившаяся в огненно-янтарной смоле… только это была Ежения… навеки заточенная в рубине… и живая…
— Проснись, Лука! — кто-то теребил меня за плечо, вырывая из тягучего кошмара. — Лука!
Надо мной склонился инквизитор. Я подавилась слюной и закашлялась. Голова раскалывалась. Он похлопал меня по спине, участливо заглядывая в лицо.
— Понимаете, я не могу… — бормотала Лу за его спиной, теребя в руках платок. — Дядя… он не злой… просто хочет отдать брата в божевильню… а я… Вы сможете его защитить?
— Конечно, не волнуйтесь, я о нем позабочусь, — Кысей взъерошил мои спутанные вихры и поморщился. — Вы же не будете против, если я отведу его к цирюльнику и…
— Нет! Нельзя! — разволновалась Лу. — Ему нельзя… Понимаете… Дядя Ингвар взял его на рыбалку… он случайно, вы не подумайте… просто маленький Лука тогда чуть не утонул… И вот с тех пор он боится воды. И очень нервничает, когда кто-то к нему прикасается…
— Вот как? — протянул инквизитор, невольно копируя мою интонацию. — Это многое объясняет. Но так тоже нельзя ходить. На него без слез не взглянешь.
— Он будет умываться, — уверила Лу. — Лука, обещай!
— Ммм!
— Умываться, мыть руки, мыть голову, расчесывать волосы, сморкаться в платок, не ковыряться в носу, не грызть ногти, не чавкать за столом, не… Луиджиа, вам нехорошо?
Девчонка вдруг покачнулась и начала заваливаться. Инквизитор подхватил ее на руки и осторожно усадил на кресло, потом снял с нее маску, похлопал по щекам и крикнул привратнику:
— Есть нюхательная соль? Кажется, она сомлела.
Я покривилась, Лу явно переигрывала. Кысей суетился подле нее, бережно придерживая под шею, а я отчаянно ревновала, готовая лезть на стенку. Почему она? Или Алиса? Или Пихлер? Почему они все крутятся возле него? Им что, медом намазано? А мне только и остается эта унизительная роль немого дурачка, которого благородный Кысенька терпит из жалости, кривя нос, потому что от него воняет, или потому что он чавкает… А меня воротит от одной только мысли, что придется взять в руки кусок мыла! Хотя бы сам побрился, так нет! Ненавижу!..
Девчонка громко всхлипнула и очень натурально закашлялась от едкого запаха нюхательной соли, поднесенной к носу.
— Как вы себя чувствуете?
— Я… простите… В глазах потемнело…
Она попыталась встать на ноги, но инквизитор не дал. Он заставил привратника принести ей чашку крепкого кофе и несколько пирожных, а после еще и проследил, чтобы она все съела и выпила, невзирая на протесты, что после шести нельзя. Потом он проводил ее к экипажу, усадил в него и наказал извозчику доставить фронляйн в целости и сохранности. Все это время я зло разглядывала Кысю, гадая, был ли он у Пихлер в монастыре, и какие документы привез вон в том тубусе…