Танец с Клинком
Шрифт:
Только женщина способна закалить волю мужчины, превращая податливое железо натуры в прочную сталь характера — твёрдую и, в тоже время, достаточно гибкую. Противостоять лишениям, холоду и голоду, мучительным пыткам и врагу значительно проще чем той, что по-хозяйски обосновалась в сердце и при первой потребности готова подать катану…
— Нам надо поговорить! Отстань, варвар!
Ультимативность заявления невесты звучала столь отчётливо, что мне невольно стало не по себе. Руки на её талии сами по себе ослабили хватку, размыкая плотное кольцо объятий и девушка незамедлительно
— Ты никогда со мной не разговариваешь! — прокричала она из комнаты. Злость в её голосе сменилась на обвиняющий тон. — Я — женщина, а не кукла для удовлетворения твоих потребностей!
Крыть было нечем. Невеста говорила чистую правду.
— Семейная жизнь ещё не началась, а все её "прелести" уже налицо. — смену обуви на домашние тапочки сопровождало моё приглушённое бормотание. — Почему мне никто об этом не говорил?
Сказанное непостижимым образом достигло слуха невесты. Как иначе объяснить то, что спустя всего пару секунд раздался новый крик:
— Ты чем-то недоволен?!
— Понять не могу, — пожал я плечами, входя в гостиную вслед за невестой, — не говорю — плохо. Высказываю мнение — тоже плохо. Ситуативность твоей логики…
Отыскав Алексу глазами, я смущённо отвёл глаза в сторону. Привыкнуть к обнажённой красоте своей женщины оказалось чертовски трудно, а она как раз решила сменить комплект полевой формы на что-то более удобное. И задумчиво стояла над разложенной на диване юкатой. В одном нижнем белье. Очертания длинных мускулистых ног и округлости ягодиц, контрастирующих с багрянцем кружевного белья, отпечатались в моём сознании и растревожили его чередой ярких чувственных воспоминаний о прошлой ночи. Организм, менее часа назад переживший кровавую бойню, немедленно потребовал разрядки…
С трудом сглотнув образовавшийся в горле комок, я неимоверным усилием воли отвернулся и очистил сознание, продышался и попытался найти себе место в комнате. И после кратких раздумий окуппировал глубокое кресло сбоку от дивана.
— Никак не могу привыкнуть к этому хаосу, — раздражённо отреагировал я на включившийся телевизор в углу комнаты и выдернул из под себя пульт, на который случайно сел, — если наткнусь на пистолет, то это меня уже не удивит!
К слову, пистолет отыскался между сиденьем кресла и подлокотником. Запихав рубчатую рукоятку армейского Глока, я уже не нашёл слов, чтоб хоть как-то выразить своё возмущение. Разве что полностью уверился — когда-нибудь эти русские меня доконают.
А на экране уже полным ходом шёл выпуск чрезвычайных новостей города. Понизив громкость до приемлемого уровня, ненадолго задержал взгляд на экране и заинтересовано вскинул брови, прислушавшись к бормотанию телеведущего. Увиденного и услышанного от репортёра, указывающего на окружённый спецмашинами спорткомплекс, оказалось вполне достаточно, чтобы я неверяще покачал головой.
— И у тебя хватает наглости утверждать, что ты не причём? — нейтрально и вполголоса поинтересовалась Алекса, маячившая на периферии моего зрения. — Странно, что здание уцелело. Зная твою тягу к разрушениям…
Прикрыв
— Да простят меня боги, ибо не ведал я, что творил… — прозвучавшее признание возымело неожиданный эффект: девушка заливисто расхохоталась.
— Это не фигура речи, Алекса. Я на самом деле не помню некоторые события сегодняшнего вечера. И поэтому не могу уверенно говорить о собственной причастности к этому разгрому!
— Когда я увидела тебя, ты был с ног до головы заляпан чужой кровью. От тебя за километр несло смертью и болью! Или ты надеешься, что сможешь сослаться на провалы в памяти?! — девушка говорила медленно, старательно не повышая тона, но в конце вновь сорвалась на крик: — Не делай из меня дуру, Леон!
Повернувшись к ней лицом, я лишь пожал плечами и бесстрастно кивнул. Обжигающая пощёчина промелькнула невеловечески быстро и оставила на щеке болезненный отпечаток. Слишком тяжёлая рука для столь хрупкого телосложения.
— Не ври мне! Никогда мне не ври! — припечатала невеста, потирая ладонь и опаляя меня злым взглядом.
— Уймись! — холодно произнёс я в ответ, поднимаясь из кресла и оглядывая её с ног до головы. Облачившись в чёрную юкату, укороченную до середины бедра и расшитую золотыми цветами, она в полном соответствии с правилами перетянула талию поясом-оби, завязав его элегантным бантом. — Хороший выбор. Традиционная одежда тебе к лицу. Впрочем, твою красоту сложно чем-то испортить…
Высказанный холодным тоном, комплимент тем не менее достиг цели и сбил Алексу с настроя. Требовалось развить успех, пока она вновь не перешла в атаку.
— Мне давно стоило многое тебе рассказать. Но я постоянно откладывал эти разговоры до лучших времён. — услышав это, девушка согласно кивнула и заметно смягчилась, — И сейчас я просто не знаю с чего начать. Будет проще, если ты будешь спрашивать, а…
— Нет. Ты сам должен определить меру своего доверия, Леон. Или ты забыл, что я стою на службе Империи? — неожиданно прервав мою речь, Алекса смутилась и вдруг виновато потупилась: — Помни об этом. За измену родине я и арестовать могу!
Подхватив мой смешок, она расхохоталась во весь голос и элегантно уселась на подлокотник кресла, навалившись на меня всем телом. Горячий шёпот её слов, казалось звучал внутри меня:
— А потом… После разговора я тоже должна буду кое-что тебе рассказать. И мы вместе решим что дальше делать. Ты согласен?
Решимость довести начатое до конца постепенно улетучивалась. И тогда, сделав глубокий вдох, одним махом обрубил пути к отступлению. Аккуратно отстранившись, я встал и церемонно поклонился своей невесте:
— Тогда начнём… Меня зовут Хаттори Кеншин. Ты позаботишься обо мне?
Ночь, как и последовавшее за ней утро, пролетели незаметно. Проговорив больше шести часов подряд, мы оба ощущали себя выжатыми насухо. К усталости примешивались эмоциональная опустошённость и спокойствие. Я рассказал Алексе абсолютно всё. И чувствовал невероятное облегчение.
Забавно, но в какой-то момент история собственной жизни даже для меня звучала невероятно и абсолютно недостоверно. И всё же, стараясь оставаться предельно честным, рассказ местами звучал как откровенная мистификация.