Танец семи вуалей
Шрифт:
– Знает, что виноват.
Глория на это промолчала. Как она ни старалась, в ее видениях не прослеживалось конкретики. Жертва с веревкой на шее… эротический танец, навеянный записью на диске… но танец совершенно иной – древний и страшный в своей исступленной жажде наслаждения любой ценой, лишенный стыда и нравственных табу, где танцовщица обнажает не столько тело, сколько развращенную душу, не знающую пощады…
– Кстати, если тебе интересно… у Оленина в кабинете полно портретов и фотографий в рамках. В основном мужчины с усами и бородой, некоторые в очках. И еще у него за стеклом
– Он курит трубку?
– Вряд ли. Запаха табака я не уловил.
– У тебя правда проблемы с либидо? – спросила Глория.
– Как ты могла подумать? – возмутился Лавров. – Я горяч, словно молодой мустанг.
Она старательно прятала улыбку за серьезным выражением лица. Но не выдержала, прыснула.
– Хочешь проверить?
Он осторожно коснулся ее руки. Там, где дотронулись его пальцы, кожу обожгло. Глория чуть посторонилась и убрала руку. Не то чтобы она продолжала оплакивать мужа… что-то другое не позволяло ей допускать вольности.
Лавров напрягся, но не подал виду. Как ни в чем не бывало заговорил о диске:
– Зачем ты дала мне его? Я не любитель стриптиза. Ночных клубов, как тебе известно, не посещаю, на порносайты не заглядываю.
– Это не стриптиз, – возразила Глория. – Это «Танец семи вуалей». За него Саломея потребовала у царя Ирода голову пророка Иоханаана…
– Чего? – не понял начальник охраны.
– Темный ты, Рома, необразованный. Займись-ка на досуге повышением своего интеллектуального уровня. Мустанг…
Она смеялась над ним. Он же, непонятно отчего, растерялся.
– На диске – пациентка Оленина, некая Айгюль, – с улыбкой добавила Глория. – Тебя завел ее танец?
– Меня? Нисколько…
Лавров лукавил, самую малость. Движения танцовщицы не возбудили его, а скорее поразили необычной страстностью – не напускной, как у стриптизерш, а внутренней, идущей от сокровенной сути женщины, которая обольщает и губит, низвергая мужчину в адское пекло…
Глава 13
Молодой граф Оленин повздорил с женой. Эмма вывела его из себя. Зачем он женился? Признаться себе, что к браку его вынудили безденежье и долги, граф не мог. Он старательно убеждал себя в любви к Эмме, которая с первой же минуты знакомства поразила его милыми чертами, соблазнительными округлостями фигуры и почти детской наивностью.
Эмма была из семьи фабриканта, который выделил дочери значительное приданое. Этой суммы едва хватило на покрытие долгов и выкуп заложенного и перезаложенного имения Оленина под Торжком.
Отец Эммы откровенно недолюбливал зятя, но не вмешивался в жизнь молодых. У него оставались еще три дочери на выданье, а после народных волнений фабрики потерпели урон. Рабочие устраивали забастовки, ломали купленные за границей станки и даже решились на поджог. Склады с сырьем удалось спасти от огня, благодаря чему тесть не только избежал разорения, но и добился прибылей.
«Необразованные
Эмме нанимали лучших учителей, но это не сделало ее умнее. Она говорила на трех языках те же глупости, что и на русском. Ее роскошные наряды напоминали Оленину о его собственной несостоятельности и неуемной расточительности тестя, который ничего не жалел для дочери. Однако после ее замужества резко ограничил денежную помощь. Передав приданое в руки зятя, он счел свою миссию исчерпанной. Его советы по экономии средств и получению доходов от имения граф высокомерно отверг. А от должности приказчика на одной из фабрик тестя с презрением отказался.
Простушка Эмма поддерживала его во всем и рассорилась с родными, которые пытались открыть ей глаза на праздного и легкомысленного мужа. Кроме титула и сомнительных принципов Оленин, по их мнению, ничего в семью не привнес. Он давно оставил службу, промотал скромное наследство и погряз в карточной игре. Эмма надеялась, что любовь излечит его от нездорового азарта, но обманулась.
– Дай мне денег, – однажды попросила она и получила отказ.
– Какие деньги? На что? – взвился Оленин.
– Я хочу купить платье. Нас пригласили на вечеринку к мадам Горовиц. Я не могу идти в старом наряде.
– В старом? Ты его надевала всего пару раз!
– Все придут в новом, – твердила супруга. – Там будет Ида, бывшая жена Владимира Горовица. Они развелись, но остались друзьями. Ида Рубинштейн – законодательница мод. Я не хочу выглядеть хуже всех.
Оленин с ненавистью смотрел в круглое, белое лицо Эммы с фарфоровым румянцем, которое раньше так ему нравилось. Он сдерживался, чтобы не ударить ее по пухлой, как у херувима, щеке. Ее взбитые кудряшки теперь казались ему не прелестными, а безобразными и безвкусными. Как он не видел этой ее пошлой манеры одеваться? Как не разгадал в ней тусклой мещанской приземленности? Купчиха и есть купчиха, в какие шелка ее ни ряди!
– Отчего ты так переменился ко мне? – спросила жена, и из ее блестящих обидой глаз выкатились две слезинки. – Чем я тебе не угодила?
Оленин с отвращением поморщился. Слова Эммы, равно как и ее слезы, и весь ее несчастный вид не вызвали в нем сочувствия, только пуще взбесили.
– Боже! Ты бываешь невыносима! – завопил он и кинулся прочь из гостиной. – Вы все помешаны на деньгах! Твой папаша за копейку удавится! И ты туда же! Вы мне противны, противны…