Танец семи вуалей
Шрифт:
Он говорил о каком-то воображаемом человеке, как о себе, и не замечал этого. Было похоже, что он не лжет о «раздвоении личности».
– Но переезд только усугубил нашу семейную драму, – обреченно продолжал он. – Жена продолжала ревновать меня к служанке и одновременно изменять мне. Однажды я застал ее с любовником! Тот выпрыгнул из окна и был таков… Я не стал догонять его. Зачем? Чтобы избить? Вызвать на поединок? Я не отношусь к буйным ревнивцам, которые способны убить соперника или неверную подругу. Но такая откровенная
«Он просто струсил, – подумал Лавров. – Не рискнул драться с мужиком. Куда легче устроить расправу над женщиной…»
– Разыгралась позорная, дикая сцена… Жена схватила нож, грозила зарезаться… и выполнила свою угрозу. К счастью, она не задела жизненно важные органы… только нанесла себе резаную рану в грудь и упала на меня, истекая кровью…
– Она выжила?
– Ее удалось спасти… Но с тех пор она немного тронулась умом. Помешалась. Возможно, она и раньше была слегка не в себе, а постоянный стресс доконал ее.
– Какой стресс?
– Видите ли… она вбила себе в голову, что я спал с ее служанкой. Та имела глупость пожаловаться барыне, что я хотел задушить ее. Жена стала бояться меня… у нее развивался параноидальный синдром. Это такая форма безумия, когда формально у человека сохраняется правильное мышление, но на самом деле происходит бредовая переработка жизненных впечатлений и болезненное истолкование их.
– То есть внешне он как бы нормален… а на самом деле псих? – спросил Лавров.
– Можно и так сказать…
Казалось, в уме Оленина наступило некое просветление. Он даже перешел на профессиональный язык, но это длилось всего минуту. Пленник тут же вернулся к своим гипнотическим фантазиям.
– Нам пришлось обратиться к известному московскому психиатру, – сообщил он. – Тот обследовал жену и посоветовал полностью сменить обстановку. Мы решили уехать за границу, в Париж. Начали собираться…
– Почему именно в Париж?
– Там практиковал профессор Левинсон, большой авторитет в области душевных болезней. И кроме того… там блистала Ида! Я должен был хоть изредка видеть ее. Она овладела моим воображением, моим сердцем и душой. Она значила для меня слишком много, чтобы я мог существовать вдали от нее! – с воодушевлением воскликнул доктор. – Но наш отъезд едва не сорвался. В доме произошло убийство…
– Убийство, – мрачно повторил начальник охраны. – Кого же вы укокошили там, любезнейший?
– Прекратите… это не смешно. Убили нашу горничную…
– Ту самую?
Оленин подавленно кивнул. Он отдавал себе отчет, как могут быть истолкованы его признания, но уже не в силах был остановиться.
– Ту, с которой я… которую я пытался…
Он запутался, покраснел и замолчал. Он понимал, что свидетельствует против себя. Хотя речь шла о событиях вековой давности.
– Позвольте-ка, – оживился Лавров. – Правильно
– Я ее не убивал…
– Что же с ней случилось?
– Ее нашли в коридоре у черного хода… мертвую…
– Задушенную?
– Да…
Лавров изумленно присвистнул, тут же устыдившись подобного проявления в присутствии трупа.
– И вас не отправили на каторгу? Как вы избежали наказания? Заплатили полицейским? Судье? Как это делалось тогда?
– Меня подозревали… но ничего нельзя было доказать. Вскоре выяснилось, что горничная связалась с каким-то революционером… он ее и прикончил, вероятно.
– Значит, точно неизвестно, кто убийца?
– Революционер скрылся…
– А вы с женой укатили в Париж?
– Да, – с сарказмом вымолвил Оленин. – Мы, как вы изволили выразиться, укатили.
– Что было дальше?
– Там болезнь жены обострилась… Когда она увидела повсюду афиши с изображением Иды Рубинштейн, у нее случился истерический припадок. Профессор Левинсон сделал неутешительный прогноз… и я с ним согласился.
– Вы сдали жену в психушку?
– Мне пришлось…
– Она буйствовала, пыталась покончить с собой?
– Ее болезнь протекала рывками. Обострения сменялись периодами ремиссии.
– Чем, простите?
– Ремиссия – это ослабление симптомов, – пояснил доктор. – Временное, как вы понимаете. Дело кончилось тем, что у нее произошел срыв.
– По какой причине?
– Убили нашу новую горничную, француженку…
– Опять?
– Ее нашли в бельевой…
– Задушенную?
– Нетрудно догадаться, – хмуро усмехнулся Оленин. – Девушку задушили веревкой, на которой сушились простыни. Жена указала на меня, но ее свидетельство не приняли во внимание из-за болезни. Ее признали невменяемой и поместили в клинику.
– А вы опять вышли сухим из воды?
– Против меня не было улик… Французское правосудие, слава богу, руководствовалось не догадками и домыслами, а фактами.
– Но ведь это вы убивали несчастных девушек?
– Я не знаю, кто их убивал! – выкрикнул доктор, злобно сверкая глазами. – Понятия не имею!
– Предположим, вы просто не помните… у вас образовались провалы в памяти. Вы же сами намекали на раздвоение личности. Когда орудует маньяк, второй господин ни сном ни духом. И наоборот. Я прав?
– Только теоретически…
– Кто же убийца?
– Я бы сам хотел знать. Теперь, с высоты своего профессионального опыта, я могу предположить, что убивала моя жена…
– Проще простого свалить вину на больного человека.
– Она не отвечала за свои поступки, – возразил Оленин. – И вполне могла перенести ненависть ко мне на женщин, к которым ревновала. Таким образом жена вымещала свою обиду и наказывала за причиненное ей зло.
– Почему бы ей не убить вас?
– Она любила меня…