Танец серебряной кобры
Шрифт:
Игнат никогда не позволял себе настолько сильно вторгаться в ее личное пространство, а владельца «Скорпиона» понятия «личное» и «частное» кажется не волновали совершенно.
Сердце колотилось, словно обезумевшее, да и взгляд, вероятно, служил явственным отражением внутреннего хаоса. Непроизвольно втянув носом воздух, девушка ощутила, что от аромата его дорогой туалетной воды у нее все органы восприятия словно ощетинились, выбивая хозяйку из и без того пошатнувшегося душевного равновесия.
– Сделай доброе дело, -Рахло
– Не повышай на меня голос.
«А мальчик -то вырос, -с удивившей ее саму отчетливостью поняла Анна.
– И не просто вырос -а вошел в такую силу, что будь жив Стиф, то поостерегся бы иметь его своим врагом, и трон Рахло -младшему отдал бы без боя…»
Избегая дольше необходимого смотреть в его глаза, девушка взгляд опустила, вычленяя странной формы крест на серебряной цепочке, охватывающей загорелую мужскую шею.
«Кельтский? Или мальтийский?» -попыталась понять брюнетка, уверенная лишь в одном -украшение было ни разу не православным. Забывшись, она протянула руку и дотронулась до кулона, ощутив холодными пальцами тепло мужского тела, которое впитала в себя подвеска.
Словно обжегшись, Анна торопливо отдернулась, словно устыдившись того, что осмелилась вот так нарушить негласное, данное самой себе обещание держаться от Андрея Рахло на максимально возможном расстоянии.
– Поехали уже, -севшим голосом пробормотала она.
Все шло не так. Все с самого начала шло не так. И Анна не понимала, в каком именно месте она допустила ту самую роковую ошибку. Когда решила расставить старые точки и отгрохать в Сочи клуб? Когда отправила сюда Таню? Когда состряпала фальшивый компромат? Или все началось заведомо раньше, когда она спустила на тормозах случай с некачественной взрывчаткой и позволила Рахло покинуть пределы N -ска?
– Не торопись. Никуда твоя Таня не денется, -владелец «Скорпиона» провел кончиками пальцев по ее застывшему лицу, мягко обхватил ладонью затылок и, не давая Анне опомниться, притянул девушку к своим губам.
Морозова дернулась, словно ее насквозь прошибло электрическим разрядом -и отнюдь не от удовольствия. Целоваться с Андреем Рахло она не собиралась и даже мысли не допускала о том, что это может когда -либо случится. Вот только сейчас конкретно от нее не зависело ничего, и сколько бы она ни сжимала губы толку от этого не было -хотя бы потому, что ему не требовалось ее участие. Рахло просто нравилось то, что при всем желании Анна не может оказать ему сколько -нибудь серьезного сопротивления, поэтому он неторопливо изучал ее губы, ласкал их языком и слегка прикусывал, заставляя раздвинуться, покориться и дать ему возможность углубить этот недопоцелуй.
Держа ее за шею, Рахло притиснул девушку к двери, окончательно ломая все попытки сопротивления и практически
Когда его язык вторгся в ее рот, Анна лишь слабо трепыхнулась -на большее не было сил. В конце концов, когда ее в последний раз целовали именно так -напористо, властно, почти больно? Никогда. Не потому, что не было желающих, а потому, что прикасаться к Анне Морозовой без ее согласия всегда считалось синонимом самоубийства.
Но Андрей Рахло либо начисто был лишен инстинкта самосохранения, либо был уверен в собственной безнаказанности, потому что действовал уверенно, напористо и начисто ломал все попытки к неподчинению. Достаточно было только сжать пальцы на ее и без того пострадавшей шее, чтобы Анна покорилась -через силу, через боль и ненависть, но, черт возьми, покорилась. Она по -прежнему не отвечала его губам, но и не сопротивлялась, давая ему полную свободу действий, которые, он был уверен, находят отклик в ее теле.
– Умница, -покровительственно сообщил Рахло ей на ухо, быстрыми поцелуями проходясь вдоль линии скул, заставляя отчаянно втягивать носом воздух и непроизвольно облизывать пересохшие губы, уже почти лишенные яркой помады.
– Пусти… меня… -едва слышно выдохнула Анна.
Просьба -мольба?
– эффекта не возымела. Быть может, Рахло ее даже не услышал, зарываясь пальцами в ее волосы и заставляя запрокидывать голову. Молния на блузке предательски ослабла, давая доступ к изувеченной синяками шее. Теми синяками, которые оставили на коже горла пальцы его собственной сестры.
Его губы властно, причиняя боль, прошлись по отметинам, заставляя девушку вздрагивать и сжимать зубы, подавляя вскрик. Язык толкнулся в ямку между ключицами, словно пробуя на вкус учащенную пульсацию, и Анна, сама себя проклиная, потянулась ближе, дрожащими ладонями проводя по напряженной мужской спине.
В конце концов, если ей суждено упасть в эту пропасть, так стоит ли сопротивляться? Падение неизбежно и оттягивать его до бесконечности все равно не получится.
Между ними не было любви или ненависти в общепринятом смысле. Тому, что происходило сейчас, названия не было, но если бы существовал синоним, то «безумие» являлось бы самым подходящим вариантом.
В груди что -то сжалось, причиняя боль. Анна задохнулась, не понимая, откуда взялось это ощущение. Никогда раньше ей не было настолько… плохо? Словно клеймо, оставленное внутри и давно остывшее, внезапно раскалилось, вызывая слезы на глазах и ломая все стены, которые она возвела внутри себя с того самого момента, когда впервые взяла в руки пистолет.
Рахло понял, что что -то не так. Перестал терзать ее шею, вгляделся в лицо и большим пальцем стер стылую мокрую дорожку, тянущуюся вниз по коже.