Танец убийц
Шрифт:
Машин пожал плечами.
— Ради бога. Делайте, как считаете нужным. Однако я нахожу…
Безжизненные тела выглядят так, — хотел сказать им Машин, — что это не делает чести сербскому офицерскому корпусу, но Маринкович и его товарищи уже схватили тела за руки, ноги и волосы и потащили к окну. Они забавлялись возней с трупами, особенно с телом королевы. Ее сорочка была разорвана в клочья, позволяя видеть голое тело, и это давало повод возбужденным мужчинам отпускать сальные шутки. В один момент все оказались ошеломлены: из тела королевы раздался стон, как раз когда его поднимали на подоконник. То, что королева казалась еще живой, привело кадета, державшего ее за волосы, в ужас, он выпустил ее, и голова тяжело упала на пол.
Мертвая королева еще
Выстрел отрезвил его товарищей. Молча подняли они труп на подоконник и, раскачав, бросили прямо к ногам игравших с мячом солдат. Люди уставились на нечто бесформенное, что предстало перед их глазами: лишь постепенно до их сознания дошло, что эта масса означает женское тело. В отличие от своих офицеров, они почувствовали, глядя на результаты такого зверского обращения с женщиной, не радость, а ужас. Политика — времяпрепровождение для образованных; крестьяне из провинции воспринимали короля и королеву как абстрактные символы, олицетворение власти, которая по рангу стояла сразу после Бога Отца, Святой Богородицы и ее Сына. То, что один из этих священных символов им представили в виде выброшенной из окна груды мяса с вывалившимся кишечником, наполнило их страхом и ужасом. Сразу же после этого на землю в нескольких метрах от королевы упал еще один труп, был слышен хруст ломавшихся костей. Александр упал лицом на вытоптанную цветочную клумбу; внезапно его левая рука дернулась и ухватила пучок травы, как будто он хотел ее вырвать с корнем. Правая рука являла собой кровавый обрубок — когда Александра поднесли к окну, чтобы выбросить, он с нечеловеческой силой ухватился за подоконник. Один из офицеров — позднее никто в этом не признался — одним ударом сабли отрубил ему пальцы.
Михаил открыл глаза, огляделся и вначале не мог понять, где он. Потом увидел оборванный балдахин, разбитую мебель, и память снова вернулась к нему. Ощупывая свою голову, он дернулся от прикосновения к засохшей ране. Сначала он подумал, что рана от огнестрельного ранения, но затем вспомнил про удар. Правый рукав был разрезан, на самой руке, однако, только небольшой порез.
Михаил с трудом поднялся. В комнате он был один. В предрассветных сумерках не верилось, что весь этот погром — результат одной-единственной ночи, всего лишь нескольких часов. Перед дверью алькова на бело-розовом ковре Михаил увидел уже не красное, а, скорее, бурое большое пятно. Такие же следы вели к окну. Он выглянул наружу и в ужасе отпрянул назад. Два зверски изувеченных трупа лежали под окном, вокруг них, сбившись в тесное кольцо, молча стояли растерянные солдаты. За ними, в отдалении парк был заполнен маленькими группами, которые устроили что-то вроде пикника: офицеры, младшие офицеры и рядовые сидели, выпивали и закусывали рядом друг с другом; казалось, все различия в чинах и званиях были одним махом отменены.
Царящая в разгромленных комнатах с окровавленными стенами тишина являла собой своеобразную противоположность доносившемуся с улицы шуму. Михаил прошел к окну в прачечной, откуда открывался вид на передний двор, ворота и широкую аллею. Казалось, там устроили настоящий f^ete champ^etre [116] . По всей аллее стояли столы и стулья, офицеров и штатских с большим усердием обслуживала прислуга дворца. Недостатка еды и вина из королевских запасов, разумеется, не было. Та же музыкальная капелла, которая увеселяла гостей на последнем королевском ужине, играла и теперь что-то веселое.
116
Загородное гулянье, пикник (фр.). (Примеч. перев.)
На улице перед ворогами собралась толпа, к дворцу устремлялось все больше и больше народу. Белградцы, и без того ранние пташки,
Приступ головокружения заставил Михаила покинуть эту комнату смерти. В будуаре он чуть не споткнулся о труп Лазы Петровича. Взглянув на него, Михаил понял, что тот, кто ударом пистолета лишил его сознания, вероятно, спас ему жизнь. Но Михаил не испытывал благодарности к своему благодетелю, а только чувство зависти к генералу, избавленному от боли, вины и неразрешимых вопросов о чести и бесчестии.
В передней комнате перед королевскими покоями по-прежнему лежал труп Наумовича, прикрытый сорванной с окна парчовой гардиной. К удивлению Михаила, и здесь никого не было, но, когда он вошел в вестибюль, стала ясна причина этого. Главный вход в Конак был заперт — без сомнения, чтобы избежать дальнейших грабежей. Михаил вернулся в переднюю, чтобы оттуда пройти к заднему входу. Его остановил голос Аписа:
— Эй, кто там, дайте сигарету! Пожалуйста, сигарету!
Апис, перевязанный, все еще лежал на диване в кабинете Лазы. Тело капитана Мильковича уже забрали.
— Куда ты пропал? — спросил Апис.
Михаил показал на свою залитую кровью голову.
— Кто-то отшиб мне память. Я, наверное, довольно долго валялся без сознания. — Он достал сигарету, прикурил ее и передал Апису. — Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно. Смех, да и только, что именно меня должны были подстрелить, меня, великого Аписа. Одна радость — мерзавец не был хорошим стрелком. Доктор, который меня перевязал, считает, недель через шесть буду снова на ногах.
— Ты в курсе, что короля и королеву выбросили из окна? И что их изуродованные трупы лежат голыми во дворе всем на обозрение?
— Да, я слыхал об этом.
— Черт побери, она все-таки была королевой Сербии! Не удивлюсь, если принц Петр, узнав о подробностях вашего славного переворота, откажется от трона.
— У меня просто сердце кровью обливается за вас, больших патриотов, которым нужно преподнести революцию на серебряной тарелочке. Бывает, что революционные идеи приходят в голову великим гуманистам, но претворяют их в жизнь, как правило, вандалы и садисты — без вандалов и садистов эти великие идеи, замысленные в башнях из слоновой кости, так и останутся мертвыми буквами в кожаных фолиантах. Уверен, сама по себе Драга Машина с выпушенными кишками зрелище неважное, но она прекрасно годится в качестве предупреждения для принца Петра, или кто там еще взойдет на трон, как нужно себя вести. Потому что теперь уже отступать нельзя.
— Боже, что же еще?
— Объединение всех славян. Государство Югославия. Вот такая следующая цель. И каждый, кто встанет на пути, будет сметен.
— Ты большой мечтатель, Апис. Австро-Венгрия никогда не потерпит сильного славянского государства на своих южных границах.
— Значит, и Австро-Венгрия должна исчезнуть.
— Ты сумасшедший.
— А ты помнишь о черном пророчестве?
Михаил непонимающе смотрел на него.
— О пророчестве крестьянина Маты? — уточнил Апис.
— Ах, это, — скептически сказал Михаил. — Только не рассказывай, что ты веришь в эту чепуху.
— Однако приходится верить после того, что произошло здесь.
Михаил мог только в самых общих чертах вспомнить историю крестьянина, который в 1868 году бежал по главной улице Ужицы и изо всех сил кричал, что любимый и почитаемый правитель Сербии, князь Михаил Обренович, будет убит. Толпе, которая собралась вокруг него, он во всех красках описал, как князь будет убит в лесу неподалеку от Белграда. Полиция арестовала его и объявила сумасшедшим. Днем позже по телеграфу пришло подтверждение: князь убит в лесном парке неподалеку от столицы, причем именно в тот момент и при тех же обстоятельствах, которые описал Мата в Ужице.