Tanger
Шрифт:
— Мне кажется, что ты права была насчет воды, Ксения. Не буду купаться, расхотелось, — я одевался, пощипывало щиколотки.
Наверное, так и не придется искупаться в этом году.
— Анвар, а давай еще купим выпить?
— Точно, давай, я сам хотел тебе предложить. Иду и думаю, может ей еще предложить выпить?
— Не надо, я сама куплю, у меня есть деньги. Только я не буду джин.
— И я, надоедает этот вкус. Всякий специфический вкус надоедает.
— Ага. Может, «Хванчкару» купим? Ты пил ее?
— Нет, —
Летом квартира не казалась такой страшной, как зимой. Я варил пельмени, разгонял наглых тараканов. Она сидела в моей комнате склонившись, приобняв трубку. Удивительно, как женщина может быть красива и грациозна во всем, даже когда звонит по телефону, даже когда на нее никто не смотрит.
— Ксения, а давай стол поставим напротив телевизора, будем пить и смотреть «Андеграунд».
— Что ты говоришь? Давай…
— Окно откроем, будто у нас там персиковый сад… Та-ак пельмешки-мельмешки, вино-шмино, стол-шмол, сделаем все, чтоб культурно-мультурно посидеть…
— Мне есть еще нельзя, наверное?
— Почему?
— А сколько времени прошло?
— Да уже часа три, точно, прошло… блин, как же время летит!
— Где же он может быть?
— Появится, лазит где-нибудь, хоть делом занялся. Ты просто привыкла, что он всегда рядом.
— Ну да, — обрадовалась она. — Точно. Вот почему. Ты это хорошо объяснил.
В дверь позвонили. Она вздрогнула. Димка был такой нарядный и модный, точно заскочил в дом с летнего карнавала. Туфли с узкими, квадратными мысками, черные джинсы «Версаче», ремень с железными пластинками и серебристая рубашка в клеточку — все поддельное.
— Пьете? — сказал он и посмотрел, будто ища третьего. — Хорошо. Я прямо как чувствовал. Я сейчас приду.
И ушел.
— Он смешной такой, так волосы аккуратно зачесаны, эти круглые очки, как отличник, — сказала Ксения. — И видно, что он такой хорошенький и послушный был в детстве. Его, наверное, мама очень сильно любила.
— У него тоже отца не было… Ксения, ты знаешь, как он поет, даже странно… Лучше бы он вовсе не пел!
— Можно я еще позвоню?
— Здесь мужик один, он сидел в тюрьме, так он даже плакал, что за воздействие такое?
— Ни за что бы не подумала, что Димка в тюрьме сидел!
— Нет, я говорю, мужик сидел, который здесь живет.
— Так и не появился Гарник. Может, я номером ошиблась, еще раз?
Вернулся Димка с двумя бутылками «Хванчкары».
— Дим, ты че, совсем что ли, зачем две-то?
— Да? А я все думал, может, три взять? Анварка, вот увидишь, мало будет! У меня сегодня настроение такое какое-то.
— Ксень, а ты знаешь, что Димка грузин?
— Не-ет.
— Смотри у него какие руки волосатые.
— Дим, ты грузин?
— Грузин.
— Ни за что бы не подумала.
— Ох, я так люблю этот момент, ребята! — Димка показал на экран. —
— А где пульт?
— Блин, я сейчас свой принесу! — Он убежал и вернулся с большим пультом от «Грюндика».
— «Твои руки тако бели тако нежни…»
— Блин, я сейчас назад перемотаю. А она скажет: «Лажешь, лажешь Марко».
— Анвар, может, вообще звук убрать, пусть Димка сам озвучивает?
— Она сейчас ему скажет: «Како лепо ты лажешь, Марко!»
— «Како лепо ты лажешь, Марко»!
— Как я люблю этот момент, когда их бомбят, а они танцуют, и он наливает ей вина из этого графина.
— Я так всегда хотела выпить из этого графина!
— Ты смотрела этот фильм, Ксения?!
— Конечно! А как она потом сама будет пить, а ведь она до этого вообще не пила, всегда вы так мужчины…
— Дим, оказывается, у Нины Васильевны есть еще один сын, и он сидит в тюрьме.
— У вас тут что, все сидели в тюрьме? — засмеялась Ксения. — Этот сидел, и Димка сидел.
— Я сидел? — удивился Димка.
— Да, мне же Анвар сказал.
— Нет, Ксения, я сказал, что Анатоль сидел.
— Да хрен с ними, Анварка… Выпьем за то, что мы сидим… мы сидим вне времени и пространства, — сказал Димка и поправил очки. — И может быть, мы монголо-татары или варяги, главное, что мы вдруг встретились в летящих с ужасной скоростью разных мирах… за вас, ребята. Может быть, мы никогда больше не увидимся.
Я пил с невероятным наслаждением это дешевое вино. И с какой-то жаждой.
— Мы увидимся, неудачник Джон, — сказал я. — Я вот сейчас почувствовал, когда мы все будем ТАМ, мы вдруг вспомним, как мы сегодня сидели, и вдруг узнаем этот земной момент, и узнаем друг друга и вспомним, как ты это все говорил.
Мы снова выпили.
— Я так сопьюсь с вами, а у меня бабушка алкоголичка. Ей недавно на соседней даче налили кружку водки, и она пошла к себе, и тут ливень ливанул, и она шла осторожно, чтобы не расплескать, и закрывала кружку ладонью, чтобы дождь не капал в водку. А дедушка был разведчиком в Италии, в сталинские времена…
— Правда, что ли, Ксень? Ничего себе у тебя дедушка!
— Это называется резидент, Энди неудачник.
— Да-а, он иногда в бреду пытается выкрасть какие-то секретные бумаги, типа книжки оплаты за коммунальные услуги, а потом гоняется за нами, хорошо еще, что наградной пистолет забрали…
Мы пили, а за окном телевизора пили и веселились югославы. Мне было так хорошо. Я веселился так, будто уже никогда не буду веселиться. Только жалко было Ксению. И я звонил Штрому, звонил Артемию и поздравлял его, а он испуганно и сонно переспрашивал, что случилось. Я даже позвонил давно забытому Петьке Николаеву, и мы все передавали привет ему и его жене, и тоже поздравляли их, но Гарника нигде не было.