Tanger
Шрифт:
— Ребята, я понял, почему мы все вышли из воды! — отплевываясь, булькая и хохоча водой, сказал я.
Они все молчали.
— А что, имеет право этот бомж хоть раз в году искупаться в грязном пруду?! Я весь день сегодня мечтал искупаться! Да я все лето… Ничто не помешает нам быть счастливыми! Или вы скажете, помешает? Димка!
— Неудачник Энди, я с тобой! Шоу мает! Гоу он!
— Ну их на, Ксень, пошли, мне завтра вставать рано, я с итальянцами встречаюсь…
— Ну, еще немного посидим. Я не знала, что Анвар такой классный, правда же классный?..
— О, ка-ляй-ка ма-ляйка, о, каляйка маляу… — пел я, раскинув руки, и как будто выкрикивал смех из самой глубины груди.
Вспомнил и с наслаждением отпил еще из бутылки. И снова танцевал на корме. Курил, орал и танцевал, и будто бы нечаянно, с наслаждением падал в эту материнскую воду.
— Ребята, я теперь понял, почему люди всегда селились возле рек и водоемов!
Потом услышал крики и смех на улице.
— Ребята! Идите к нам! — заорал я с лодки.
Они не слышали.
— Позови, позови их, Анвар! — просила Ксения. — Или ты боишься?
— Кто? Я боюсь?!
Я выбрался на берег и бежал по холодной тропинке, подтягивая трусы и гулко топоча пятками. Я орал им, но они меня не слышали, как будто мы были в прекрасных, но разных мирах. Просто они сами по себе тоже орали.
— Ребята! Ребята… эх, ребята — вы не моряки… Прощайте навсегда!
И я снова громко звал милицию. Потом забрался в лодку и с наслаждением вошел спиной и затылком в эту женственную воду пруда.
— Вова! Вова! — услышали мы крики с той стороны пруда. — Где ты?!
Потом в воде появились машущие руки и голова. Подплыл парень и уцепился за лодку.
— Ты Вову не видел? — спросил он, отирая лицо от воды.
— Нет. Мы Вову не видели.
— А это кто?
— Это Димка, он не Вова.
Он посмотрел на меня, словно очень хотел узнать, и поплыл назад, пропал в темноте. «А может быть, этот Вова утонул, а? А может быть, это я — Вова, бывает же такое. Я — Вова, удивительно!» — подумал я, хотел спросить у Ксении и тут же забыл об этом.
— Прощай, друг! Ай-ля-ляй-ля-ляй… А я с Серафимычем встречался, да и с ним вместе набухался, — я выпил не очень много для себя, но никогда у меня не было такого хорошего опьянения, никогда я так хорошо себя не чувствовал, никогда я не купался с таким наслаждением и в такой странной воде, никогда так не сияла луна. Все было так красиво, что хотелось рыдать и хохотать, кто-то другой дурачился во мне, а второй молчал, будто что-то предчувствовал, какую-то трагедию, и от этого было еще веселее. Было так хорошо, что, если бы у меня было две жизни, я бы с наслаждением расстался с одной из них. — Эх, ребята, бездн у вас нет!
Я снова упал плашмя в воду, и она податливо раздалась подо мною, будто бы нежнейшая целлофановая пленка. Казалось, что я не могу утонуть в этой странной субстанции.
Они не выдержали и забрались в лодку: Димка в своей нарядной и модной одежде, в своих туфлях с квадратными мысками, и Ксения в своем длинном трикотажном платье. Пока я орал и купался, они там выпивали и сговаривались. И мы дурачились вместе, в этой лодке, висящей в черном
— А давай прыгнем вместе? — услышал я тихий, дрожащий шепот Димки. — Давай, Ксень?!
Я нажал кнопку и махал диктофоном, а сам следил за ними. Они склонились и сильно оттолкнулись ногами от борта. Я бросился за ними и услышал, с каким глухим пузырящимся взрывом мы ворвались в воду. Повернулся под водой и в замедленном движении увидел странно вытянувшиеся тела Ксении и Димки, они сияли в лунных лучах, постепенно высвобождаясь из упругого облака пузырей, отрываясь от шлейфа. Я зарыдал в воде от хохота, услышал свои собственные звуки, махнул им и почувствовал у себя в руке диктофон, вытянул ее вверх, вынырнул сам. Димка с Ксенией держались за борта лодки, и странно было услышать их резкую человеческую речь и смех. Из диктофона доносились протяжные булькающие звуки.
— Ребята, диктофон накрылся!
С хохотом мы полезли все вместе в лодку, она поднялась и перевернулась, и мы снова ушли под воду. Вынырнули, и я вспомнил, что в лодке была моя куртка и джинсы, нырнул и наугад пошарил рукой, ухватил что-то. Это была куртка, а мои красиво протершиеся джинсы с таким классным ремнем утонули. И снова заметил, что у меня в руке диктофон. Этот японец окончательно захлебнулся, и я его выключил.
— Да ну вас на, пацаны! — злился Гарник. — Как мы теперь домой поедем?!
Он помог Ксении выбраться на берег. Она выпрямилась под светом этой большой луны, и невозможно было не смотреть на ее грудь и бедра, так облепленные платьем, как будто его не было вообще. С нее и Димки вода лилась ручьями.
— Все, пацаны, мы домой на, хватит!
— Пока, неудачник Джон, классно! — кричала Ксения, закрываясь руками. — До завтра, неудачник Энди! Ой, слушайте, я сандалию потеряла. Давайте поищем!
Видно было, что она хотела остаться с нами. Гарник накинул на ее плечи свою джинсовую куртку и подошел ко мне.
— Анвар, тебя надо спасать!
— Меня?
— Тебя надо спасать от самого себя, — сказал он.
— Прощай, друг!
Милиционеры оборачивались на Ксению. Она шла босиком, от нее на асфальте оставался мокрый след, будто она диковинная рыба. Остановилось такси, и Ксения забралась внутрь, следом сел хмурый Гарник.
— Прощайте, друзья! — крикнула она в окно.
Я тащил свою отяжелевшую куртку.
— Вот этот киоск, — сказал Димка. — А давай сейчас дома нарядимся бомжами и придем сюда.
— Точно, давай, — мне стало холодно. — А зачем, Дим?
— Мы же договаривались…
И я вспомнил, что он что-то говорил про девушку в киоске.
— Давай, Дим, видишь, я уже забыл, хорошо, что ты мне напомнил.
Мы быстро дошли до дома, я пощупал карман джинсов, и стало еще холоднее.
— Бля-а, Димка, а ведь ключи-то вместе с джинсами утонули!
— Твою мать, а?!
Мы стояли у подъезда и мерзли. Даже сигарет не было, перекурить. Потом я посмотрел и понял, как можно залезть.