Танго на пятерых
Шрифт:
Олег резко встал и вдруг очутился к ней так близко, что рассмотрел карие крапинки в её светлых глазах. Она отшатнулась, но он не позволил отойти ни на шаг.
— Лена, простите меня, пожалуйста.
— За что?
— За Машку, за Саню, за вашу пощёчину. Лена, я так рад нашей встрече и нашему знакомству — вы себе даже не представляете!
— Вы шутите?
— Нет, — он держал её мягкие теплые ладошки и гладил их пальцами. — И я готов простить Сашке всё на свете, если вы простите меня.
— Вы несносны! Пустите меня! — она отошла на шаг, пряча улыбку и опуская глаза. — Как вы вообще могли подумать
— Ле-е-ен, давайте не будем о них. Скажите, а вы ещё долго будете сегодня работать?
— Нет, а что?
— Я приглашаю вас на… что вы обычно пьёте за ужином?
— Чай, — прошептала улыбающаяся Лена.
— …на чай! — торжественно закончил Белов. — И давай на «ты»?
Лена согласно кивнула, а потом облегчённо рассмеялась:
— Давай! Вы… ты подождёшь меня? Я постараюсь не задерживаться.
— Подожду, — серьёзно проговорил Олег, — я подожду столько, сколько тебе надо будет.
Он наклонился и поцеловал её руки. Лена подняла глаза на него и улыбнулась, кивнув головой. Как здорово, что Мышка ошиблась номером! Очень здорово!
Часть 14
Маша выкатила тяжёлый чемодан на привокзальную площадь и поёжилась от холодного ветра с мелкими колючими снежинками. М-да, Белова, это тебе не солнечная Италия, где круглый год светит солнышко, звучит музыка и слышны песни о любви. Это северная красота, что блестит и переливается снегом на солнце, кусает морозцем за щёки и нос, синеет бездонным небом и радует глаз бескрайними просторами. Дом, родной край…
Шустрый таксист помог загрузить багаж, быстро устроил её в прогретом салоне машине, напоследок глянул на уставшую красавицу в зеркало и подмигнул. Маша улыбнулась и прикрыла глаза. Она назвала ему Сашин адрес. Даже не задумываясь. Она не стала слушать его по телефону, она сказала ему всё, что не решалась сказать ему все полгода разлуки, потом быстро выключила телефон и спрятала его подальше, чтобы не передумать и не позвонить ещё раз. Те часы, что она провела в аэропорту, потом в самолете, вымотали её полностью. Она устала от своих мыслей, она запуталась в своих воспоминаниях и мечтах, она уже не понимала и не помнила, что было наяву, а что она придумала. Она хотела домой, к Саше, в его загородный дом, ключи от которого она носила в своей сумочке и смотрела на них, когда тоска становилась невыносимой.
И вот она вернулась и скоро увидит его. Где он? Дома? На работе? Когда он возвращается? И что у него там дома? Пустота и холод? Или уют и тепло? Как они встретятся? Что ему приготовить на ужин? Как себя вести? Сдержаться или выплеснуть на него всё накопившееся и нерастраченное? Она молча улыбалась, а дорога всё разматывалась в длинное полотно, всё ближе и ближе к мужчине её грёз.
Она зашла во двор, калитка за ней прикрылась с тихим стуком. Маша оглядела тёмный дом. Его не было. Ну, что ж, может это и к лучшему. У неё ещё есть время подготовиться к встрече, позвонить, подразнить, потом ждать и, наконец, увидеть его и услышать его голос, чуть хрипловатый, живой, не искажённый телефонным динамиком.
Она выдохнула и вставила ключ в замочную скважину,
Он спал. Тихо и размеренно дышал, уткнувшись в подушку. Маша присела рядом, поправила одеяло и провела ладошкой по тёмным волосам. Он поерзал и улыбнулся, потом вздохнул и повернулся на спину, раскинув руки и отбросив одеяло. Маша закусила губу, так ей захотелось прижаться к нему, почувствовать его тепло и силу, его руки, обнимающие её, и губы, жадно целующие её лицо, шею и тело. Она прикрыла себе рот ладошкой, чтобы не застонать, а потом медленно расстегнула пиджачок. Она дома, с ним. Сняв костюм и блузку, Маша постояла секунду, а потом решительно сбросила бельё и распустила косу. Она мечтала об этом полгода и сегодня она сделает всё, чтобы её мечты сбылись.
Саша недовольно что-то пробурчал, когда она легла и прижалась к нему, потом вдруг резко повернулся на бок и прижал её к себе, уткнувшись носом ей в шею. Маша тихо засмеялась и невесомо поцеловала его в висок. Елисеев вскинул голову, приподнялся, упёрся локтем в кровать, непонимающе уставился в её улыбающееся лицо и хрипло спросил, хмуря лоб и часто моргая:
— Мышка, ты мне снишься или нет?
Она притянула его к себе и поцеловала в подбородок. Саша замер, а потом опустился на неё и тихо прошептал ей на ухо:
— Машка, не дразни меня.
— А то что?
— А то, что я за себя не отвечаю.
Она не успела ответить, как была накрыта его телом и прижата им к постели, сквозь поцелуи чувствуя лихорадочные движения его рук. Она стонала от его силы и напора, не успевая переживать свои эмоции и ощущения, как они сменялись другими, более острыми и откровенными. Он пытался что-то говорить, слова прерывались, превращаясь в набор каких-то бессвязных звуков, он на миг останавливался, чтобы прищурившись посмотреть ей в лицо, опять целовал её и сжимал, он заново узнавал её тело, вспоминал вкус и запах, слушал её стоны и тихие вскрики, чувствовал, как она подчиняется и растворяется в его любви и, наконец, услышал её зов:
— Са-а-аша-а-а...
Он двигался всё быстрее, не понимая, реально это или нет. Спит ли он и она ему снится? Или она тут, рядом с ним, горячая, бесстыдная, упирающаяся пяточками и со стоном двигающаяся ему навстречу, умоляющая его о наслаждении и дарящая ему блаженство, которое не могло привидеться ему даже в самых дерзких и смелых его мечтаниях. Он любил, любил её, чувствуя её дрожь, ощущая её слезы на своем плече, рывками освобождая свое напряжённое тело, вцепившись пальцами в её спутанные волосы. И изливаясь в последнем движении, он понял, что она не снится ему, она вернулась, к нему. И прежде, чем обессиленно опуститься на неё, он прошептал: