Танки на Москву
Шрифт:
Святой Пантелеймон
1
Светало. Небесная высота наполнялась тихим сиянием, становилась сквозной, беспредельной. Лучезарный свет попеременно зажигал горные зубцы, розовым оползнем скользил вниз, в темные ущелья. На противоположном склоне застыл полумрак. Его наискосок пересекали бледные огоньки, приближаясь к месту вчерашнего крушения.
Вертолет разбился в сумерках. Перед вылетом балагуристый летчик, постучав кулаком по борту, напророчил: «Ну что, провентилируем напоследок
Это был последний рейс на Владикавказ, и потому желающих улететь оказалось с избытком. Среди пассажиров преобладали молодые офицеры, с нескрываемой радостью покидавшие мятежную Чечню. Две санитарки сопровождали раненого — он неподвижно лежал на носилках в хвостовой части, забывшись тяжелым сном.
Старший лейтенант Глебов прибыл на взлетную площадку с опозданием.
— Где ты пропадаешь? — упрекнула его Верочка, истомившись ожиданием. — Видишь, яблоку негде упасть.
— Ничего, ничего, — успокоил летчик, протискиваясь к штурвалу. — Места на небушке всем хватит. Правда, старичок?
Вертолет ответил согласным рокотом турбин. Через минуту взлетели, оставив в надвигающейся темноте зловещие пожары Грозного. На небесах и впрямь было как-то светлее и спокойнее. По салону разнесся водочный запах — нетерпеливые офицеры распечатали бутылку крепкого воинского братства. Захмелев, они пытались перекричать вертолетный грохот, безудержно хохотали.
В другой раз Глебов и сам повеселился бы от души, но сегодня пьяная сутолока раздражала. Видимо, почувствовав это, Верочка обняла его, поцеловала в небритую щеку:
— Все будет хорошо…
Они познакомились в госпитале. Глебов пришел навестить капитана Турина — того слегка зацепило осколком, когда под огнем выходил из окружения. Он быстро шел на поправку и уже владел поврежденной рукой, задумчиво перебирая гитарные струны печали:
Давайте не встречаться на войне, Ни под броней гореть, ни на броне, Ни под землей лежать, ни на земле, Давайте не встречаться на войне…Слушателей было двое: десантник, здоровенный детина, едва умещавшийся на больничной койке, и безусый солдатик, который на деле оказался молодой женщиной — миниатюрной, как куколка. Зеленый камуфляж придавал ей какой-то русалочий вид, а широкий армейский ремень делал талию особенно утонченной.
— Что за Дюймовочка? — поинтересовался Глебов, как только женщина вышла из палаты.
— Это же Верочка, медсестра. — Десантник осторожно поворошил перебинтованными ручищами. — Она, считай, вторую жизнь мне подарила — из боя на себе вынесла.
— Да ладно заливать, — усомнился Глебов. — Тебя и танком не сдвинуть.
— Не веришь — спроси сам.
Верочка вернулась с горячим чайником.
— Мы и не таких с того света вытаскивали, — подтвердила она. — Лучше не встречаться на войне.
Позднее Глебов, полюбив ее, понял: Верочка всегда говорила «мы», таким незатейливым способом сберегая память о муже — военном враче, погибшем в Афганистане. Он как бы постоянно был рядом с ней, исподволь помогая. Однажды она обмолвилась, что находится под защитой его всесильной любви, чему было самое верное свидетельство — их девятилетний сын. Время от времени родители Верочки привозили сына во Владикавказ — повидаться с матерью. На очередную встречу Верочка решила взять с собой Глебова, чтобы окончательно в нем увериться.
2
Удар пришелся по фюзеляжу — содрогнувшись, подбитый вертолет потянулся книзу, волоча по воздуху тонкое крыло дыма. Зацепившись за горный зубец, подскочил, кособоко перевалил через него и рухнул на склон, вспоров ревущими винтами твердый грунт.
В невообразимой круговерти Глебов сумел удержаться на ногах и резко рванул боковую дверь, как только почувствовал, что железо обрело неподвижность. Подхватив Верочку за ремень, ринулся в распахнувшееся пространство — подальше от вертолета. Через несколько мгновений раздался взрыв — огненный смерч опалил затылок. Пробежав какое-то расстояние, Глебов толкнул Верочку наземь и накрыл ее своим телом, защищая от пламени.
В ушах стоял непроходящий гул — скрежет рушащегося металла, истошные крики горящих людей. Глебов откинулся на спину — вертолет полыхал, как жаркая поминальная свеча. Зажатый в кабине летчик на глазах темнел и скукоживался, оседая куда-то вниз. Вывалившиеся из салона офицеры корчились от боли, беспорядочно махали руками, тщетно стараясь сбить необъятное пламя. Подрагивая обожженными мышцами, они постепенно затихали.
Верочка плакала…
— Ты слышал, как кричал раненый?
— Нет, я думал о нас.
— Он кричал: «Спасите, у меня двое детей!».
— Да, он думал о своих детях.
Жар от догорающего вертолета мало-помалу отступал. Прохладная тишина возвращалась в земное лоно, и становилось слышно, как между камнями журчит ручей.
— Пойдем. — Глебов встал и протянул руку Верочке. — Быть может, кому-то еще можно помочь.
Они направились к вертолету. Первую жертву обнаружили неподалеку. Как видно, санитарка силилась сорвать с себя вспыхнувший камуфляж — обнаженная грудь обгорела наполовину, другая сторона розовела нежным девичьим соском. Опаленное лицо казалось чудовищным — широко раскрытый рот, обтянутый испекшимися губами, ощерился зубами. Другие жертвы представляли не менее страшную картину.
— Ожоги, не совместимые с жизнью, — вздохнула Верочка. — Все погибли.
— А мы вот спаслись, — пробормотал Глебов. — И теперь должны думать, как выбраться отсюда.
Неожиданно он вынул из нагрудного кармана удостоверение и швырнул в огненное жерло. Тисненый двуглавый орел, взмахнув державными крыльями, моментально обратился в прах.
— Что ты делаешь?
— Скоро сюда прибудут боевики. Если эти корочки попадут к ним, они меня сразу — чик-чик. Такой у них приказ номер один. Такое у нас нынче время, не совместимое с жизнью.