Танкист на «иномарке». Победили Германию, разбили Японию
Шрифт:
У каждого пункта временного сбора оружия и постановки танков дежурила группа батальонных наблюдателей: офицер и два-три младших командира. Богданов их снабдил выписками из штатной ведомости бригады о количестве того или иного вида оружия и боевой техники для контроля и учета поступления последних. Старший группы периодически докладывал в штаб батальона, а оттуда обобщенные данные поступали ко мне. Эти сведения через определенное время по радио я передавал в штаб бригады.
Николай Радин облюбовал группу Ивана Корчака, собиравшую стрелковое оружие. Он был неравнодушен к пистолетам и, видать, очень хотел пострелять из японского. Поэтому наш Миклош, как иногда его называли на венгерский лад, пристроился поближе к заветной
Интересно было наблюдать за поведением вражеских солдат и офицеров, сдающих оружие и другую военную амуницию. Одни это делали спокойно, другие – явно нервничали. Особенно привлек мое внимание один офицер – командир танковой роты. Он с дрожью в руках отстегнул от ремня самурайский меч, подержал его несколько минут почти на вытянутых руках, крепко поцеловал и только тогда, бережно положив его на землю, отошел, низко опустив голову.
Я попросил Радина принести мне этот меч. На нем гравировка – 1850 год. Ого! Почти сто лет он служил династии японских военных. Можно понять огромное чувство горечи последнего обладателя семейной реликвии.
Я оставил себе необычный, можно сказать, исторический трофей, а когда через два года уезжал учиться в военную академию – передал своему преемнику, сказав, что это меч старых самураев и гордость гвардейского первого батальона, наказав беречь его вечно! И берегли командиры, передавая друг другу, до конца 60-х годов, когда часть была расформирована, а меч отправлен на далекие армейские склады.
Итак, поставленная задача батальоном выполнена – боевая единица Квантунской армии перестала существовать. Доложил об этом в штаб бригады. Жду дальнейших распоряжений. А пока я обратился к капитану, который вел переговоры с японской стороны, с вопросом: «Капитан, откуда вы так хорошо знаете русский язык?» Выдержав паузу, он ответил с явным вызовом в голосе: «Это была моя обязанность». Я улыбнулся. Хотелось ему резануть: «Спустись, милок, с неба на землю! Ваша песенка спета!», но не стал ничего говорить.
Профессиональное любопытство потянуло меня взглянуть поближе на японские танки. Я и другие офицеры управления батальона направились к месту их стоянки, захватив с собой японского капитана. Я обошел один из танков кругом. Этими танками можно было разве что папуасов в колониях гонять, для серьезной современной войны они не годились.
– Господин капитан, как вы собирались с такими танками вести бои с советскими «Т-34» и американскими «Шерманами»?
– Господин капитан, была бы война, было бы видно – на ваши пять тысяч танков у нас нашлось бы двенадцать тысяч солдат, готовых пожертвовать собой, – ответил японец, не скрывая своей огромной ненависти к нам. Мне подумалось, что в словах побежденного противника была пусть малая, но неопровержимая истина. «Смертники» – это безусловно сильное оружие, особенно при хорошей организации его применения. Нам совсем недавно на полустанке Бахута пришлось с ним познакомиться. Правда, их атака не принесла серьезного вреда, но готовность летчиков пожертвовать своей жизнью произвела впечатление.
Война с Японией стремительно приближалась к финалу. Части и соединения складывали оружие. Квантунская армия, подобно кому снега на солнце, таяла ежедневно, ежечасно. Наступило 3 сентября. День победы над Японией! Встречали его почти по-будничному. Не было той шквальной радости, что всплеснулась 9 мая там – на далеком западе. Ту Победу все ждали и добывали долгих 1418 дней и ночей. Эту – менее месяца.
В частях прошли митинги. На небольшой площади выстроились батальоны бригады. На левом фланге роты Григория Данильченко – два Николая. Мальчуганам было чем гордиться – участники двух войн, гвардейцы. Прошли трудный путь в составе прославленной части, делили наравне со взрослыми все тяготы боев и сражений. И не согнулись под неимоверной тяжестью, выстояли. Затем торжественный обед, двойная порция «наркомовского» спиртного. Из своего резерва
5 сентября 46-я бригада получила распоряжение оставить на танках по одному рядовому или сержанту и одного офицера на роту, а остальному личному составу отправиться на погрузку продовольствия, находившегося на складах мукденского арсенала японцев, в железнодорожные вагоны. За пять дней требовалось погрузить муку, рис, чумизу, гаолян, различные мясные и рыбные консервы, летнее и зимнее обмундирование Квантунской армии. Когда командование бригады на месте познакомилось с предстоящим объемом работы, то за голову схватилось – наличным составом танкистов в отведенное время приказ не выполнить. Выход один – прибегнуть к помощи мукденцев. На каждый день потребуется нанимать на погрузочные работы около 500 человек, расплачиваться с которыми будут натурой – что будут грузить, тем и вознаграждать. Доложили свои соображения командиру корпуса и получили добро. В этот же день на мукденском базаре переводчик огласил объявление о найме на временную работу потребного ежедневного количества грузчиков и порядок расчета. 6 сентября у ворот арсенала собралось почти все население города.
Пригласили необходимое число горожан, разбили их на бригады по 10 человек каждая, назначили старших и принялись за дело. «Эмчисты» руководили укладкой груза в вагоны, заполняли черновики документов, нужных для транспортировки. Мукденцы грузили. Мы любовались слаженными действиями китайцев и маньчжур. «Живой конвейер» был организован у каждого вагона. Временами казалось, что мешки или ящики сами «бегут» по спинам грузчиков. Вагоны быстро загружались, тут же пломбировались и вручную откатывались в тупики.
Точно не помню – не то 7, не то 8 сентября – произошел казус. В дальних складах арсенала два сержанта и Николай-югослав обнаружили ящики, большие и малые картонные коробки с медикаментами и перевязочным материалом. Доложили об этом мне, и я тотчас послал фельдшера батальона к бригадному врачу сообщить ему о необычной и нужной нам «находке». Пусть сам распорядится этим взаправду бесценным богатством. В это время мои подчиненные начали поиски на этом складе медицинского спирта. Пришлось немедленно выпроводить непрошеных поисковиков прочь. «Эмчисты», правда, все же успели в одном из пятнадцати ящиков обнаружить куски, похожие на хозяйственное мыло. Обрадовавшись, попытались помыть им руки, но оно не мылилось, и, чертыхнувшись, выкинули его. Кое-кто из работающих в арсенале горожан попросил у наших бойцов эти мылообразные «кусочки», которые им с радостью отдали, удивившись желанию мукденцев: и что они нашли хорошего в «дубовой деревяшке»?
Подъехали бригадный и корпусной врачи. Я им объяснил причину, по которой их пришлось побеспокоить. Рассказал о «немылящемся японском мыле». Мой заместитель по технической части гвардии капитан Александр Дубицкий держал в руках «предмет нашего разговора». Гвардии подполковник медицинской службы корпусной доктор Николай Карпенко почти срывающимся голосом крикнул:
– Лоза, ставь часового! Ты знаешь, что это?
– Нет, не знаю.
– Это кусок золота!
Мы переглянулись, честно говоря, не понимая, о чем врач ведет речь.
– Это опиум!
Александр Дубицкий мгновенно спрятал в карман свое «сокровище».
Закончилась данная курьезная история тем, что был составлен акт и «драгоценный неметалл» увезли в медицинский батальон корпуса. Вместе со множеством лекарств, бинтов и т. п.
Наш гарнизон
74-й разъезд между железнодорожными станциями Борзя и Оловянная стал на короткое время гарнизоном «иномарочников», а затем, на многие годы, пунктом дислокации танковых частей на отечественных боевых машинах.