Танкист живет три боя. Дуэль с «Тиграми»
Шрифт:
– Иваныч, дави!
Самоходка с ходу ворвалась на самолетную стоянку. Корпусом они били по самолетам и давили им хвосты. Вокруг все трещало, скрипел и рвался самолетный алюминий.
По самоходке ударила очередь. Павел увидел, как в их сторону лихорадочно разворачивают спаренную установку зенитных «Эрликонов» – была у немцев такая 20-миллиметровая скорострельная пушка.
– Остановка! Толя, по зенитке – огонь!
Грохнул выстрел. Промахнуться с такой дистанции было невозможно. Они попали
– Вперед, дави!
Хрустело железо, лопались самолетные дутики. На разгромленной самолетной стоянке начинался пожар.
С коротких остановок сделали еще два выстрела по зданию на аэродроме – штаб у них там был, что ли?
– Иваныч, разворачивай назад, убираться отсюда надо.
Расчет второй зенитной установки, видя приближающуюся советскую самоходку, бросился врассыпную, даже не попытавшись сделать ни одного выстрела. Да они и не могли повредить самоходку – 50-миллиметровые танковые или пушечные снаряды ее просто не брали.
Они вырвались с аэродрома, оставив после себя хаос разрушения. На перекрестке на мгновение остановились.
– По-моему, нам надо направо? – полувопросительно-полуутвердительно произнес Павел. – Иваныч, давай направо.
На этот раз они угадали с направлением, выбравшись на дорогу, по которой попали в город. Павел попытался еще раз связаться с комбатом, но в эфире слышался только треск помех. Рация 9РН брала только в пределах 15, а на возвышениях – в пределах 18 километров. «Неужели мы так далеко от своих оторвались?» – удивился Павел.
Однако горючки должно хватить. Перед атакой полные баки залили, которых хватало на 300 километров пробега.
Километров через пять стала слышна пушечная, а затем и пулеметная стрельба – впереди продолжался бой. Самоходка вышла в тыл к немцам немного на другом участке.
Павел боялся, как бы кто из своих же не влепил им снаряд – ведь трофейные машины использовали обе стороны. Но обошлось.
Они раздавили немецкие артиллерийские орудия, расстреляли из пушки два ДОТа, прошлись по траншее.
Среди немцев поднялась паника. Русские и впереди и в тылу! Как наши бойцы в 1941 году боялись попасть в окружение, так и немцы в 1945 году стали бояться того же. Никому не хотелось в плен, в холодную и страшную Сибирь!
Немцы стали отступать, их преследовали наши бойцы.
Навстречу прошли две «тридцатьчетверки».
– Это мы где вышли, командир?
– Подожди, Толя, сейчас сориентируюсь. – Павел развернул карту. знать бы еще название городка, где они аэродром разгромили. Вокруг – ни одного ориентира, сплошные окопы да траншеи. А для привязки к местности ориентиры нужны: река, заводская труба или еще что-либо.
Павел открыл крышку люка и окликнул пробегающих
– Эй, земляки, вы какого полка?
– «Хозяйство» Карташова. – Бойцы пробежали мимо.
Кто этот Карташов, какая часть?
– Иваныч, давай через траншеи, у своих разберемся.
Запищала рация:
– Пятьсот одиннадцатый! Вызывает Второй! Прием!
«Второй» – это был комбат, а вызывали его, Пашку.
Комбата Павел до сих пор побаивался, хотя уже полгода воевал под его командованием.
– Это Пятьсот одиннадцатый, слушаю.
– Ты где потерялся? Почему не отвечаешь?
– Рация не работала, я вас вызывал, – испуганным голосом стал оправдываться Пашка.
– Возвращайся в полк!
– Так точно!
Знать бы еще, где полк…
На «нейтралке» Павел скомандовал:
– Давай направо!
Он надеялся увидеть поле боя, на котором начиналась атака.
– Командир, вон же танк стоит, что на мине подорвался, вон самоходка подбитая из нашего полка…
Павел перевел дух. Не хватало только заблудиться и стать посмешищем для полка.
Прибыв к месту дислокации, экипаж выбрался из боевой машины, и тут Иван Иванович насмешил всех. Фраза, которую он выдал, долго потом передавалась из одних солдатских уст в другие:
– Лучшая ПВО – это наша самоходка на немецком аэродроме.
Когда до экипажа дошел смысл этого перла, все схватились за животы. Вот тебе и молчун!
Насмеявшись до слез, Павел посерьезнел:
– Вот что, парни. Думаю – о том, что мы заблудились, и о немецком аэродроме рассказывать не стоит.
– А что тут такого? Наоборот, гордиться надо, сколько мы ихних самолетов угробили, – возразил Анатолий.
– Раз командир говорит, значит – слушай, салага, – осадил его механик-водитель, – а то в следующий раз пешком за нами бежать будешь.
Экипаж смолчал, но комбат все равно узнал о случившемся – позже, когда наши войска взяли этот немецкий городишко. Пленные рассказали, что в город ворвались сумасшедшие русские на танке, разгромили аэродром, напугали до смерти местных жителей и внезапно исчезли. Немецкое командование срочно направило в город артиллерийскую батарею, но танка в нем уже не было, однако очевидцы запомнили номер.
Тогда комбат вызвал Павла и спросил: не его ли самоходка участвовала в этих событиях?
– Товарищ комбат, пленные же про танк говорили, а у нас – САУ. А номер они от страха попутать могли, – напропалую врал Павел.
– Да? А я почему-то особенно не удивился, когда командир полка назвал номер твоей машины, – спокойно парировал комбат.
Но отступать было уже поздно:
– Никак нет, не мы, ошибочка вышла.
– Жаль, командир полка пообещал весь экипаж к наградам представить.