Танкист
Шрифт:
Много мыслей вихрем пронеслись у Павла в голове. Но потом пришло осознание реальности. Зачем немецким санитарам искать его на поле боя и нести к себе в тыл? Да ещё и собственной жизнью рисковать — ведь ночью на поле боя ищут раненых русские санитары, эвакуационно-ремонтные бригады, разведчики. На пулю можно нарваться запросто.
Но потом до него всё-таки дошло: ночью его по ошибке приняли за немца! Лежал рядом с T-IV, тужурка на нём немецкая — вот санитары и ошиблись. Как говорится, ночью все кошки
Павел решил молчать, играть контуженого. Ожоги на теле есть, ранения ног тоже, почему же ещё контузии не быть? Видел он уже таких: слышат плохо, память начисто отшибает — иногда не помнят, как их зовут.
Немцы остановились, поставили носилки на землю. От подбитого танка они отошли далеко и потому считали себя в безопасности. Закурили, пряча сигареты в рукава, чтобы огонёк не заметили, а, перекурив, снова взялись за носилки.
Сколько его так несли — четверть часа, полчаса — Павел сказать не мог. Вроде он даже отключился на какое-то время.
Его погрузили на грузовик, где уже стояли носилки с другими ранеными. Задний борт грузовика закрыли, и машина тронулась. На кочках стало трясти, и Павел застонал от боли, а некоторые раненые стали ругаться и кричать. Павел вдруг подумал: «А ведь здесь, в кузове, могут находиться раненые танкисты из экипажей подбитых им, Павлом, танков».
Грузовик выбрался на грунтовую дорогу и теперь мягко покачивался на пологих волнах. Тужурка немца тёрлась об обожженную спину, причиняя Павлу сильную боль, а ног он вообще не чувствовал.
Но всё — и хорошее и плохое — когда-то заканчивается. Грузовик остановился, рядом послышались голоса. Борт откинули, санитары стали снимать носилки с ранеными и заносить их в большую брезентовую палатку. В ней горело несколько керосиновых ламп. Свет был не очень ярким, но после темноты казался ослепительным. Павел зажмурил глаза.
Рядом с ним остановились, судя по голосам, двое.
— Что с ним?
— Не осматривали ещё, но, вероятно, ожоги. Танкист, доставили из-под Прохоровки.
С Павла стянули тужурку. На пол упала зацепившаяся за пуговицу цепочка. Немец в белом халате поверх военной формы нагнулся, поднял:
— Пауль Витте, тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, одиннадцатая танковая дивизия.
— Я же говорил, Ханс. Ты посмотри на него. Лицо чёрное от копоти, спина в ожогах, с пузырями. Так, а с ногами что? Похоже — ранения, вероятно — осколками брони. Ранения, типичные для танкиста. В операционную его. И заполните формуляр.
— Слушаюсь, господин военврач.
Павел разговор слышал и всё понял. Надо запомнить, как звали немца и номер дивизии, в которой он служил. Надо попробовать остаться здесь, в полевом госпитале, поскольку
Санитары перенесли его в другую палатку и переложили на стол. Над ним ярко светил электрический фонарь, питавшийся от аккумулятора. Подошёдший санитар сделал в предплечье укол.
— Терпи, гренадёр! Самое страшное уже позади, ты выжил! Доктор у нас отличный, всё сделает как надо. Скажу по секрету — он до войны работал в берлинской клинике.
Вошёл доктор — в клеёнчатом фартуке поверх халата, в резиновых перчатках, на лице марлевая повязка.
— Опять болтаешь, Вилли! Надо бы укоротить тебе язык.
— Простите, герр гауптман.
— Лучше пододвинь столик с инструментами.
Доктор «на живую» стал ковыряться инструментами в ранах на ногах. Павел от боли скрипел зубами, но молчал — он боялся заматериться по-русски. Потом что-то звякнуло о дно услужливо подставленного Вилли лотка.
— Молодец, гренадёр! Осколки из ног я вытащил. Вилли — бинты! А ты герой, гренадёр! Другие орут, матерятся, ты же, как истинный ариец, стойко переносишь боль.
— Спасибо, герр военврач, — прошептал Павел. Какими усилиями ему далось молчание, знал только он один.
— Ты померанец, гренадёр?
— Так точно!
— Вилли, помоги ему перевернуться на живот.
Санитар помог Павлу перевернуться. Хирург вскрыл пузыри от ожогов, по бокам сразу потекло. Ножницами врач срезал обгоревшие лохмотья кожи. Потом спину намазали какой-то мазью, наложили большие салфетки и перебинтовали.
— Вилли, помоги герою встать и отведи его на койку.
— Спасибо, герр военврач, — снова прошептал Павел.
— Вилли, дай гренадёру воды, ты же видишь — у него пересохло в горле. Можешь дать горячего сладкого чая.
— Яволь, герр военврач! — Вилли разве только не щёлкнул каблуками.
Он помог Павлу спуститься со стола, поддержал под руку и довёл до другой палатки.
— Вот, гренадёр, твоя койка, отдыхай.
— Вилли, ты настоящий друг.
Павел улёгся на живот — на спине лежать было просто невозможно.
В палатке, как заметил Павел, находилось около полусотни раненых. Было душно, стоял тяжёлый запах больницы. Раненые стонали, кричали, звали санитара.
Но неожиданно для себя Павел уснул, и причём уснул крепко.
Утром его разбудил уже знакомый санитар Вилли.
— Гренадёр, пора завтракать.
Он помог Павлу сесть в постели и поставил на колени небольшой жестяной поднос.
— Только прости, парень, кофе ячменный.
Павел хотел есть, ещё больше — пить, но сильнее всего — в туалет.