Танкист
Шрифт:
— Мне бы… — он замялся.
— В туалет? Так бы сразу и сказал, я бы тебе утку принёс.
— Лучше проводи меня.
— Хорошо, идём.
Санитар провёл Павла в брезентовую палатку на отшибе. Павел внутренне подивился. Вот ведь, немцы для нужника палатку поставили, а у нас солдаты по кустам бегают.
С облегчением он вышел.
Вилли, глядя на него, хохотнул.
— Ты как мумия. Грудь и спина в бинтах, ноги — тоже. Хорошо, женщин нет, а то бы полюбовались на твоё хозяйство.
— Вилли, мне бы хоть трусы или халат какой-нибудь.
— Найду.
— Я из Померании.
— Я помню, ты говорил доктору. Всю жизнь мечтал о танковых войсках, да зрение подвело. Признали годным к нестроевой и взяли в армию санитаром. Но я доволен. Должен же я послужить Великой Германии?
— Конечно, Вилли!
— Когда мы победим, фюрер обещал раздать солдатам и офицерам вермахта лучшие земли. Я хочу получить на Украине.
— Вилли, я слаб и хочу пить, есть и в койку.
— Прости. Это всё мой длинный язык. Пойдём.
Санитар помог Павлу дойти до койки и ушёл. Павел попробовал жидковатый ячменный кофе, съел два тоненьких кусочка белого хлеба с яблочным мармеладом. Ему всё показалось вкусным, только мало, а для восстановления сил организм требовал еды. В нашем госпитале давали порции больше — хотя бы той же каши.
Но спустя короткое время желудок успокоился, не сосал, и Павел снова улёгся. Разбудил его Вилли.
— Гренадёр, пора на перевязку и обед. Держи трусы, заметь — новые!
— Спасибо.
Павел решил больше слушать, чем говорить. Ему надо было уяснить, как немцы общаются между собой — всё-таки он в немецком военном госпитале, а не в республике Поволжья.
С помощью Вилли он натянул на себя трусы и почувствовал себя почти одетым.
Они прошли в другую палатку, где ему делали операцию. Незнакомый врач, а может и фельдшер, спросил фамилию Павла, нашёл в ящичке его формуляр и сменил бинты и мазь. Сделал всё ловко и быстро — чувствовался опыт.
— Спасибо, герр военврач, — поблагодарил Павел.
— Я только помощник врача, — ответил тот, но чувствовалось, что такое обращение ему явно польстило.
Несколько дней Павел только ел, спал и ходил на перевязки. Вдали громыхало, шли бои.
На шестой день раненых стали грузить в санитарные автобусы и грузовики.
— Русские контратакуют, прорвали фронт, — только и сказал пробегавший Вилли.
Павел сразу подумал о побеге — вот удобный случай. Но он был ещё слаб, раны болели, а особенно обожженная спина. Не было ни обуви, ни хоть какой-нибудь одежды. И он решил немного подождать — окрепнет и сбежит к своим. Если уж его не разоблачили сразу, то можно и задержаться. Он не герой на самом деле, и не будет лезть с голыми кулаками, ослабленный после ранений, на охрану госпиталя — её несли выздоравливающие.
Его поместили в автобус, на сиденье. Колонна машин с ранеными двинулась в сторону Харькова, потом забрала севернее. Как прикинул Павел, проехали они километров сто. «Боятся дальнейшего продвижения наших или просто переводят в стационарный военный госпиталь?» — терялся в догадках Павел. А впрочем — плевать, пусть
На этот раз его положили в палату на шестерых человек — на мягкую, с матрацем, постель, а не на жёсткий топчан в брезентовой палатке на полсотни раненых. Уход — перевязки, уколы — вполне на уровне, еда — вкусная и сытная. Павел стал наедаться.
Дней через десять раны на ногах уже зажили. Павел прихрамывал, но уже мог бы ходить самостоятельно, если бы не спина. Бинты и салфетки ещё промокали от сукровицы, нежная кожица, едва начинавшая покрывать ожоги, при каждом неудобном движении лопалась.
Павлу давали витамины, переливали кровь. Молодой организм брал своё, и Павел набирался сил. Он стал продумывать план побега. Познакомиться бы с кем-нибудь из местных жителей, чтобы достать одежду. Или выкрасть немецкое обмундирование. Жетон с фамилией и номером дивизии болтался у него на шее, но солдатской книжки не было.
Глава 4
ПАНЦЕРГРЕНАДЁР
Ожоги на спине медленно подживали. В госпитале Павел разговаривал мало, больше смотрел и слушал. Различий в поведении солдат — немецких и русских — было много. Вроде мелочи, но они вызывали вопросы или удивление. Не так шнуровали и завязывали ботинки, не так стряхивали пепел с сигарет в пепельницу, не так чистили пуговицы на мундире.
Павел ко всему приглядывался и многое перенимал. А когда кто-то видел, как он выполняет неправильное действие и удивлялся, окружающие говорили ему:
— Ну что ты хочешь? Он же контуженый и обожжённый. К тому же из Померании.
Спрашивающий сочувственно качал головой и отходил.
Постепенно Павел приобрёл в госпитале репутацию «человека немного не в себе». И он не старался её опровергнуть — так было легче. Соверши он сейчас поступок нелепый, так никто из окружающих не удивится. Иногда он стоял у окна или выходил во двор госпиталя, чтобы подышать свежим воздухом, понаблюдать за сменой караула. Госпиталь охранял отделение солдат, и для Павла было открытием отдание чести при смене караула. В Красной армии прикладывали открытую ладонь к виску при головном уборе. Немец же, если он стоял на часах и при оружии, салютовал винтовкой. Руку в приветствии выкидывали вперёд только члены «ваффен СС» или партийные чиновники. Офицеры вермахта отдавали честь двумя пальцами.
Павел научился разбираться в знаках различия. А их у немцев было много, для каждого рода войск — свои, не считая эсэсманов.
В армии членов «ваффен СС» не любили. Туда набирали прошедших отбор по физическим параметрам — вроде формы черепа и цвета волос — или партийной принадлежности. Снабжались части СС значительно лучше армейских, новое оружие и первоклассная техника в первую очередь поступали туда. Правда и дрались они стойко и безжалостно, но и награждались чаще, чем армейцы. Для них даже госпитали были отдельные. Вот за эту избранность, за фанатизм армия и не любила СС.