Танкист
Шрифт:
– Надо, Бодя, надо. Мы с тобой люди известные, время на дворе трудное, а разговор у нас будет серьезный. Но короткий.
– Какой разговор, ты о чем? Я думал…
– Индюк вот тоже думал, да в суп попал. Слыхал такую пословицу? Ходить вокруг да около не буду и скажу сразу. Индюк, Бодечка, сейчас ты. А я та, кто сварит из тебя суп в случае, если мы не договоримся.
Ошарашенный Богдан таращится на Валерию, тщась понять, что вообще происходит. Волнующие мысли о близком и необыкновенном сексе улетучиваются в неизведанные астральные дали.
– Не понимаешь? – ласково осведомляется Валерия. – Я считала, ты более сообразителен.
В течение следующих
– По самым минимальным подсчетам, Бодечка, – говорит Великолепная. – И это не считая ущерба морального, который, как ты понимаешь, деньгами не возместить.
– А чем? – машинально спрашивает чемпион мира. Зря Валерия думает, что он медленно соображает. Он все понял быстро и очень хорошо.
– Вот это другой разговор, – улыбается Валерия.
Еще через десять минут Валерия Великолепная уходит, оставив на столе пустую кофейную чашку и окурок в пепельнице. А за столом – танкиста «ВТО» Богдана Антонюка, который только что подписал электронное обязательство сообщать компании «Левицкий. «ВТО» в лице Валерии Стинг обо всех планах энергокорпораций касательно ВТО, о которых ему только станет известно. В противном же случае… Но об этом Богдану Антонюку даже думать не хочется. Он смотрит на Сеню.
– Не хочет? – с пониманием спрашивает бармен. – Бывает. Соточку коньячку?
– Нет, Сеня, – говорит Богдан. – Соточкой тут не обойдешься. Давай всю бутылку.
Когда в десять вечера, после звонка пьяного в дымину Дан-Бога секундант Оксана едет к нему домой, она не испытывает приятных чувств по поводу предстоящей ночи. Но работа есть работа. Особенно когда за нее платят хорошие деньги.
– Клан – это пятеро минимум. Нас трое и два танка. Оба, кстати, Олега. Вопрос: как при таких условиях создать клан?
Они сидели в боксе Олега и смотрели, как за раздвинутыми воротами напропалую хлещет летний московский ливень. Потоки воды танцевали бешеный танец на броне обеих машин – «Диктатора» и «Хантера», выведенных из бокса наружу специально по такому случаю. За водопроводную техническую воду надо платить. Меньше, чем за питьевую, но все же. А дождевая бесплатная. Говорят, когда-то, лет сто пятьдесят назад, и водопроводная была бесплатной. Ну, практически. Хотя в это трудно поверить. Правда, назвать эту воду, так щедро и неудержимо поливающую московскую землю и все, что на ней растет, стоит и лежит, чистой – значит очень сильно и цинично погрешить против истины. Она и до войны-то была загрязнена всякой промышленной дрянью, а уж сейчас, после Серых Десятилетий, лезть, к примеру, купаться под московский ливень может прийти в голову или совсем уж дураку, или пьяному. Радиоактивна водичка. И это не считая повышенной кислотности и содержания солей тяжелых металлов. Не критично, жить будешь. Но здоровее от такого купания точно не станешь. А вот технику помыть такая вода вполне годится. Опять же, как уже было сказано, ни копейки платить не надо.
– Интересно, – сказал Олег. – Когда-то денежной единицей в России был рубль. Так?
– И что? – буркнула Женька Заран. На ее вопрос о создании клана Олег ничего не ответил, и это ее задело.
– В рубле было сто копеек. И в энерго тоже сто копеек. Интересно, почему
– Не живехонька она, – сказала Женька. – Ты же вроде хорошо учился. Забыл, что осталось только название? У нас одна сотая энерго называется копейка, на территории бывших США – цент.
– Там, где раньше была страна Франция, – сантим, а Германия – пфенниг, – добавил Мишка. – Названия разные, суть одна.
– Жалкая попытка сохранения национальной самоидентификации, – важно сказала Женька. – Хотя бы в подобных мелочах. Сам же все знаешь, зачем спрашиваешь?
– Знаю, – вздохнул Олег. – Но все равно хочется.
– Чего?
– Не знаю. Наверное, чтобы снова были Россия, США, Франция, Германия, Израиль… даже Китай, в конце концов. Есть такое ощущение, что неправильно мы живем. Вроде все вместе, а кажется, что… В стаде тоже все животные вместе.
– Ну ты даешь, – сказал Мишка. – Серые Десятилетия и начались как раз из-за того, что человечество было разделено. Каждая страна за себя, сильный угнетает слабого и так далее. А сейчас войны кончились наконец. Разве плохо?
– Черт его знает, – промолвил Олег задумчиво. – Иногда мне кажется, что лучше уж война, чем такая жизнь.
– Ну-у, – протянул Мишка. – Не вижу, чем наша жизнь плоха, если честно.
– Это потому, что другой ты не видел.
– Можно подумать, ты видел.
– И я не видел, – легко согласился Олег. – Но я хотя бы стараюсь ее себе представить.
Прошла почти неделя с тех пор, как танкист Шалый одержал в Дуэли Смерти беспрецедентную победу над четырьмя лучшими бойцами клана «Черные петухи»: Глюконавтом Кальция, Озверином, Веней Красотулей и Лысым Черепом. Эхо этой победы до сих пор гуляло по московским переулкам, и Олег сполна пожинал все ее плоды. И сладкие, и горькие.
Оказалось, что слава – это не только многообещающие улыбки девушек, обожание мальчишек и уважение взрослых танкистов. Это еще и мошенники, пытающиеся любыми способами выманить твои кровью и смертью заработанные деньги. Это зависть и ненависть тех, кого ты волей или неволей поставил своей победой ниже себя в негласной игровой «табели о рангах». Это назойливые и почти всегда грабительски невыгодные предложения от лидеров действующих кланов. Это наглые приставания журналистов, для которых вообще, как выяснилось, нет и не может быть ничего святого. И, наконец, это одиночество. Танкист Шалый не просто выиграл четыре подряд Дуэли Смерти – две из них действительно закончились смертью игроков. Как ни крути, а Шалый их убил. На глазах у тысяч зрителей. Да, его самого могли убить. Но убил он. До этого многие люди сторонились Глюконавта, Озверина, Красотули и Черепа – убийц Виктора Шальнева, отца Олега. Теперь они же сторонились самого Олега – из-за того, что он отомстил за отца.
Странна и непостижима природа человеческая, множество горьких разочарований приносит она тому, кто с чистым сердцем и юношеским пылом старается ее познать.
Олег, если бы его спросили, не смог бы сказать, что разочаровался в самом себе. Даже признаться в каких-то мучительных сомнениях по поводу этих двух убийств тоже не смог бы. Возможно, его уверенности в правоте своих действий в немалой степени поспособствовал дед Иван, который после смертельной игры внятно объяснил внуку, чем отличается убийство врага от лишения человека жизни. Олег и спорить не стал, он и сам думал так же, как дед. Вот только почему-то маме на глаза показываться не хотелось. Равно как и признаваться себе в том, что ему не хочется показываться ей на глаза.