Танкисты Великой Отечественной (сборник)
Шрифт:
Вспыхнул еще один танк. За ним — самоходка лейтенанта Алексея Прокофьева, наступавшая левее нас, и никто из машины не выскочил, видимо, все погибли. Я помчался к самоходке. Оказалось, снаряд попал в открытую башню. Если уж в башнях начали рваться снаряды!.. Спазмы давили горло от бессилия чем-то помочь! Пришлось мне под градом пуль ни с чем бежать к своей самоходке. Возвращаясь, увидел, как загорелись еще два танка и самоходка. Сразу же дал команду всем экипажам батареи:
— Маскировать машины дымовыми гранатами и шашками! — Заодно спросил взводного-два Бакурова: — Чья самоходка сгорела?
— Младшего лейтенанта Чубарова. Вместе с экипажем.
Час от часу наше положение становилось все трагичнее.
— Я «Сокол»! Всем вперед! — Это был позывной командира танковой бригады подполковника Тимченко.
Мимо нас на большой скорости прошел танк комбрига! Сразу рванулись вперед все танки и самоходки! Уже наметился захват высоты! И тут у подножия высоты разом подорвались три танка! Неожиданно для нас там оказалось минное поле! Правильно оценив обстановку, комбриг отдал приказ:
— Всем отойти на исходные позиции!
Отходили, прикрывая друг друга и пехотинцев огнем орудий.
Пока расставляли самоходки на прежние позиции, приводили их в боевую готовность, в полковых походных кухнях подвезли еду, сразу обед и ужин. Начинало темнеть, самоходчики и танкисты, освободившись от дел, собирались группами, в деталях обсуждая закончившийся бой, с болью называли имена погибших и раненых. Ребята из экипажа младшего лейтенанта Саши Грабовского рассказали, что их командир, тяжело раненный в глаз, находится в медсанбате и до сих пор не пришел в сознание. К сожалению, из-за непрерывных боев мы так и не узнали дальнейшей судьбы Александра Даниловича, а был он отличным товарищем и интересным рассказчиком: плавая на торговых судах Рижского морского торгового флота, ему удалось побывать во многих странах. Отличали его и культура поведения, душевность и личная храбрость.
В экипаже младшего лейтенанта Петра Терехова произошла еще более трагическая история. Их командир стоял за крышкой открытого люка, и на последних минутах боя снаряд ударил прямо в крышку, вместе с ней отсекло и голову человеку.
— Вот так! От какого-то поганого фрица погиб наш архангельский богатырь! Такой сильный человек, а не стало в одно мгновение… — тяжко потупился лейтенант Николай Трошев, его самоходка шла в атаку рядом с машиной Терехова.
Вспомнили и Филиппа Лопухина, от которого ничего не осталось — и похоронить-то человека оказалось невозможно! И многие еще погибли. Проклятая высота!
Через час после ужина офицеров собрал начштаба и произвел разбор боя, указав на допущенные ошибки, связанные с трудностями местности, невыгодными для нас в тактическом отношении: на сильно укрепленную оборону противника наступать приходилось по открытому полю, без единого дерева и каких-либо складок рельефа. Прибывшие с начштаба его заместители капитаны Корольков и Марченко подходили к командирам подразделений и тихонько, чтобы не мешать работе, спрашивали и записывали потери. Начштаба подвел итоги:
— На завтра, товарищи офицеры, боевая задача остается прежней: овладеть господствующей высотой 197.2. Это ключ всей обороны противника. Другого приказа не будет. Выход в атаку в семь ноль-ноль. Поддерживаем по-прежнему 68-ю танковую бригаду и 165-ю стрелковую дивизию.
Подъехал полковой экспедитор с письмами. Одно письмо было на имя лейтенанта Алексея Прокофьева. Прошли считаные часы после его гибели! Несколько человек, друзей Алексея, собрались в кустарнике овражка и при свете карманного фонаря вскрыли конверт. Письмо оказалось от девушки. Мы, словно перед ней, сняли шлемы. Письмо прочитали вслух. Оно было трогательным и нежным, с думами о будущем. Читали поочередно, спазмы давили горло, лишая голоса, было обидно до слез за судьбу Алексея и его девушки. Ответ писали тоже сообща. Не запомнилось ее имя, но Алексей был самым интересным
Было совсем темно, когда к оврагу, где стояли кухни и ужинали последние подразделения, пришедшие после ремонта самоходок, подкатил «виллис». Приехали комполка Либман, замполит Рудаков и телефонистка, очень симпатичная девушка Удодова Валя, жена начальника связи полка капитана Омельченко; недавно комполка откомандировал капитана якобы на операцию аппендицита. Майор тут же, в овраге, собрал офицеров и коротко приказал:
— Завтра во что бы то не стало следует овладеть высотой 197.2! — И тут же невнятно намекнул, что сегодня мы действовали нерешительно. — Это приказ командующего армией и мой приказ! — закончил повелительным тоном из темноты комполка.
Потом с нами долго и душевно разговаривал подполковник Рудаков. О погибших ребятах говорил чуть ли не со слезами на глазах. Когда мы прочитали ему письмо к девушке Леши Прокофьева, Алексей Николаевич сильно разволновался и попросил добавить, что за мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, Алексей Прокофьев представлен к ордену.
На прощание Алексей Николаевич с какой-то особой значительностью произнес:
— Завтра надо одолеть врага и овладеть высотой. Я прошу всех вас хорошо подумать, каким образом можно добиться этого.
Машина с командованием ушла в тыл.
Только позднее понял я смысл его последних слов, оказалось, кто-то из командования загодя доложил наверх, что высота взята.
Чтобы немного успокоиться, я прошелся по расположению батареи, заодно проверив несение службы непосредственного охранения. На обратном пути встретил разведчиков и саперов во главе с начразведки Марченко, одетые в маскхалаты, они несли миноискатели и щупы, прошли они в сторону немцев.
Улегся рядом с ребятами на теплую броню моторного отделения, но заснуть не мог, хотя уже две ночи не спал. Думал о завтрашнем бое. Как овладеть высотой в такой неблагоприятной для нас обстановке?! Если будем наступать так же, как сегодня, сожгут все наши танки и самоходки, а высоту не возьмем. Значит, эту треклятую высоту нужно как-то обойти, подобраться с тыла, тогда немцы сами ее оставят. И пришло решение: наступать надо левее высоты! Там, в лесу, по данным нашей разведки, нет ни танков, ни штурмовых орудий! Там у немцев находится только артиллерия, а прислуга пушек не защищена броней да и скорострельность полевых пушек ниже танковых! Значит, там легче будет вклиниться в оборону врага! Но что скажут на это ребята?! Согласятся ли с моими соображениями? Никто в экипаже не спал, вероятно, думая о предстоящем бое, каждый понимал: для любого из нас он может оказаться последним.
— Вот что я надумал, — начал я, приготовившись к длинной дискуссии. — Давайте первыми выйдем на артиллерийские позиции немцев между высотой и Кругелем — раздавим их орудия!
И неожиданно все сразу согласились! Рассчитав, что лучше рискнуть, мчась на пушки каких-то пять-десять минут, чем целый день находиться под ударами множества артиллерийских орудий, танковых пушек и штурмовых орудий.
— Яков Петрович, ты же имеешь большой опыт, — обратился я к механику-водителю Михайлову, — знаешь, как наступать на пушки зигзагами, избегая прямых попаданий. Думаю, и на сей раз выдюжишь.