Тарзанариум Архимеда
Шрифт:
Билл снова поскучнел. Шериф погладил усы и почесал лоб стволом «кольта».
— В общем так, мистер Маккольн… Меня, кстати, Стивеном звать. Стивен О'Брайен к твоим услугам, дружище. А ты, надеюсь, к моим…
Билл упрямо молчал. О'Брайен тяжело вздохнул:
— Какой-то неразговорчивый ты сегодня. Наверное, вчера все выговорил, — и он, в конце концов, засунул револьвер в кобуру. — Тут вот какое дело, Билл. Живет здесь у нас, невдалеке от Аламогордо, интересная семейка. Даже две. Но на одном ранчо. Даже дружно живут. Но одна семья белых, а другая — ниггеров. Странно это. А ведь пословица
Маккольн зашевелился:
— Мой дед по иному говаривал…
— Ну-ну… — заинтересовался шериф.
— Между человеком и негром Бог создал промежуточное звено — скотину.
О'Брайен коротко хохотнул, откидываясь на кровати:
— Голова была у твоего деда! Как звали-то его?
— Эрик.
— Ах, голова, этот Эрик Маккольн! Любил его?
— Он, в основном, меня и воспитывал.
— Любил, значит. Ну, что ж, Билл, во имя деда и головы его разумной, я думаю, ты согласишься нам помочь?
— Смотря в чем.
— Да дело простое. Запланировали мы на сегодня эту черно-белую, полосатую, семейку, про которую я тебе говорил, уму разуму поучить. А то чересчур Арданьяны — это которые белые — разошлись. Наши ребятишки немного младшего Хастона — это из тех, которые черномазые — помяли, чтоб не лез, куда не надо, так тут Симон с сынком своим Пьером такую войну устроили, что — ой! Сам Симон Арданьян парень болезненный. Говорят, в России когда-то на пулю нарвался. Подрабатывал он там. Но сынок его ловок. Да и старый Ник Хастон, даром, что чернопупый, но медведь медведем. Оружие, опять же, какое-то непонятное у них есть. В общем, разобраться надо.
Маккольн настороженно слушал О'Брайена.
— А я тут при чем?
— Так про деда же память, — широко заулыбался шериф. — И еще одно. Парнишка мой ключевой ногу вчера сломал. А ты, я знаю, и в драке не плох, и стреляешь метко. Аль Капоне второсортного товара не держал.
— Не держит, — набычился Маккольн.
Шериф развел руками:
— Да по мне… Однако, после октября прошлогоднего [6] все вы как-то унывать начали. Вот и ты. Не от хорошей ведь жизни к мексикашкам подался?..
6
17 октября 1931 года суд присяжных признал Аль Капоне виновным по большинству пунктов обвинения и приговорил к 11 годам заключения без права обжалования.
Ответить Биллу было нечего.
— Вот, вот, — покачал головой шериф. — Короче, дружище, нужно мне, чтобы ты моего ключевого подменил на сегодня. А то побаиваюсь, как бы чего не вышло. А потом дуй в свою Мексику, а, может, и дальше.
Маккольн задумчиво пожевал губами:
— Такая работа, наверно, должна неплохо оплачиваться…
О'Брайен удивленно развел руками:
— Так ведь во имя деда! И во славу Клана.
— Кроме имени и славы любому человеку материальная поддержка нужна. Чтоб от голодухи не загнуться, — уперся Билл.
— Ты загнешься, — стрельнул глазами шериф. — Сам, кого хочешь, загнешь. Впрочем, — задумчиво посмотрел О'Брайен на низкий потолок, —
— Из моих, естественно, запасов, — хмуро перебил его Маккольн.
— А что? Поработаешь сегодня, отстрелишь мне шестьдесят кусков вместо сотни и — гуляй, парень! У тебя есть другие варианты?
Теперь уже наступила очередь Билла разводить руками.
— Только мой багаж берем после работы и без свидетелей, вдвоем, а деньги — на самой границе.
Они ударили по рукам. Руки у обоих были красные. У шерифа от пустынной пыли («Обыскивал таки машину!» — догадался Маккольн), у него самого… Вина вроде вчера не пил. Может, проститутку зацепил, когда из номера выставлял? А, впрочем, все равно. Главное, что он получил отсрочку. А там, может, и ситуация изменится. Мало ли чего… Хотя, судя по настороженно-насмешливому взгляду О'Брайена, вряд ли. Ну, посмотрим…
В детали своих планов шериф посвящал Маккольна уже на ходу, перед тем послав конную группу из пяти человек испано-индейской наружности по направлению к ранчо со слюняво-романтическим названием «Лунный Замок». Вспомнив о салуне, в котором он нагрузился вчера самодельным виски под самую завязку, Билл поморщился и подумал: «Какой-то край лунатиков! Впрочем, первобытная природа и такая же глухомань явно способствуют этой хворобе».
Они тряслись на его «ройсе» по извилистой каменистой дороге. Один из напарников О'Брайена, приходивших утром в гостиницу, вел машину, а второй напряженно замер рядом с ним на переднем сидении. Шериф и Маккольн устроились сзади. Стивен, постоянно отдуваясь и ежеминутно вытирая лоб огромным клетчатым платком, бубнил Биллу на самое ухо:
— Короче, хотел я этого Эммануила Хастона сразу же арестовать да засадить. Он, конечно, еще мальчишка и прав был бы для присяжных в той ситуации на сто процентов, но поднимать руку на белого, это уже чересчур даже для нашей демократии. — Последнее слово О'Брайен произнес с нескрываемой иронией.
— Разбаловал Гувер американцев, — согласился с ним Маккольн.
— И не только. Где его цыпленок в каждой американской кастрюле, что он на выборах обещал? Посмотри, что в стране творится. Разруха полная.
— Вот, вот… А он в это время таких деловых людей, как Капоне, врагами нации объявляет, — бросил Билл.
Последняя фраза явно не понравилась О'Брайену, потому что он особенно протяжно выдохнул воздух — даже усы его моржовые вздыбились — и так крепко вытер лоб платком, что казалось кожу сейчас сдерет.
— Ладно, — пробурчал он. — Новые выборы идут. Посмотрим. Мы отвлеклись, однако. В общем, арестовал бы я Эммануила. Да папаша его с Симоном объявились. Сначала рукопашную устроили, а потом начали из каких-то револьверов странных палить. — Тут шериф сделал недоуменную паузу, а Маккольн быстро взглянул на него. — Отбили, короче. И на ранчо уволокли. А ранчо это, дружище, надо видеть. Настоящая крепость. Просто так не сунешься. Поэтому действуем так. Ребята мои сейчас позиции занимают вокруг «Замка». Он в котловине небольшой находиться. Они на скалах засядут. Мы с Тони и Ником, — О'Брайен мотнул головой на переднее сидение, — выйдем из машины немного пораньше. Тебя прикрывать будем.