Татьяна
Шрифт:
– Три раза – это еще немного, – махнул он рукой куда-то в сторону, как будто не видел, что девушка идет слева. – Соня с пятого раза сдала. Зато сама.
Парень обернулся на нее, когда закончился пешеходный переход.
– Я, видимо, вообще не сдам, – нахмурилась Татьяна и отвернулась. – Раз даже у Сони только с пятой попытки получилось.
Вадим улыбнулся.
– Тебе сила воли и гордыня не позволят.
Они вошли в торговый центр вместе с толпой таких же прогуливающихся потенциальных покупателей и соперников в очереди на кассы и в примерочные. Татьяне в память врезался их первый
Пока они ходили из магазина в магазин, Вадим рассказывал о своем пути к водительским правам. Отец учил его водить на стареньком «Фольксвагене», который впоследствии ему подарил на восемнадцатилетие. Тогда парень смог получить права официально, хотя экзамен сдал заранее, а водить научился еще раньше и часто нарушал, вывозя друзей на ночные безбашенные поездки по городу с подкатом к девчонкам. Рассказывал об этом с теплой улыбкой на лице. Конечно, не обходилось без дурацких историй, которые с ними случались в таких поездках. Один раз они даже устроили гонку с одношкольником, который, разумеется, выиграл, потому что машина у него была круче и новее. После чего у Вадима выработался комплекс, с которым он до сих пор не справился. Татьяна посмотрела на него скептически. Ей казалось невозможным наличие у него комплексов. Он обо всем так легко говорил и так легко всегда себя вел, что самоуверенностью мог бы успешно торговать. Она озвучила свои сомнения.
– Это меня мать научила, – сказал он горделиво.
Они гуляли по мужскому отделу магазина одежды, в котором Татьяна себе ничего не смогла присмотреть. Здесь было слишком много всего и разного, но все так пестрило, что мозолило глаза. А Вадим на каждую рубашку заглядывался и внимательно все рассматривал, перебирая плечики.
– А знаешь, было время, когда я ее дико ненавидел, – сказал он вдруг, но продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.
Татьяна вытаращила глаза и прислушалась внимательнее, стараясь не отходить от него.
– В подростковом возрасте я сильно стеснялся, потому что одноклассники над ней смеялись. Дружки мои тогдашние тоже. Прямо при мне стебали ее выраженную сексуальность. Ну, разумеется, потому что она в школу приходила в суперминишортиках и с декольте до пупка. Тогда она еще хлеще выглядела. Это после курсов стилиста более-менее одеваться научилась.
Он вытащил из кучи белых рубашек одну с черными пуговицами и повертел перед собой.
– Я, чтобы не отставать от друзей, тоже смеялся, хотя самому было обидно. Научился сам подшучивать над ней в компании, чтобы опережать их издевки. А ей хоть бы хны. Все басню рассказывала про Моську и Слона.
Вадим усмехнулся, встав перед зеркалом. Рубашку он приложил к груди и завертелся в стороны, хотя с боков смотреть было бессмысленно. Татьяна уперлась плечом в стену, на которой висело зеркало, и скрестила руки, вспоминая все образы Арины, что она видела. Вульгарности в них
– Я однажды даже с одноклассником подрался из-за нее, – разоткровенничался парень. – Ну, знаешь, он сказал что-то обидное, типа, я твою мать отымею. А отымел меня, в итоге. Я еле домой приполз, оставляя за собой лужи крови.
Взгляд у Вадима был пугающе веселым.
– Мать, конечно, допросила меня с пристрастием. Мы с ней тогда жестко поругались. Я ей все высказал. Она расплакалась. Наверное, впервые на моей памяти.
Парень посмотрел на Татьяну, поджав подбородок. Она кивнула для подтверждения, потому что тоже никогда не видела Арину в слезах.
– Потом сказала, что я сам дебил, что меня унижают только потому, что я сам это позволяю, что рты всем не заткнешь, так что надо заткнуть себя и не допускать просачивания всяких издевок внутрь.
– Меня она этому тоже научила, – улыбнулась Татьяна, вспомнив кинки-вечеринку.
Вадим посмотрел на нее со слабой усмешкой, а потом перевел взгляд на рубашку.
– Возьму эту.
– Без примерки?
– Я свой размер знаю, – лениво ответил он.
Татьяна закатила глаза. Они отправились к кассе, где в очереди перед ними стояла пара человек. Разглядывая комплекты разноцветных носков в прозрачных пластиковых боксах, она сказала:
– Мне, на самом деле, иногда за нее обидно. Вы с Ладой ей так грубите часто.
Вадим фыркнул.
– Она сама такая. Нормально общаться не умеет.
Он мотнул головой, повесив рубашку на руку, как официанты полотенца.
– Но она за вас переживает, воспитывает по-своему, но, кажется, эффективно. Я вам даже завидую.
Девушка опустила плечи и склонила голову. Парень попытался заглянуть ей в глаза, но с высоты его роста это было тяжело сделать.
– Ну, мы ее тоже любим. Несмотря ни на что. Родственная любовь она такая, – усмехнулся он. – Отец в тебе души вообще не чает. До сих пор.
– Зато ничему не научил, – невесело улыбнулась она, пусто глядя на полосатую плитку под ногами.
– Почему? Он воспитал в тебе силу воли, которая помогает жертвовать желанным ради нужного или более важного. Полезное качество.
Встретив его взгляд, Татьяна нахмурилась.
– Воля у тебя железная, конечно, – Вадим говорил это в сторону кассы, куда повернул голову. – Ты ведь легко отказываешься даже от того, без чего, вроде бы, только что жить не хотела. Похвально. У меня тоже вызывает зависть.
Он снова посмотрел на нее, только теперь холодным взглядом. Девушка сильнее сдвинула брови, вспомнив их разговор на свадьбе Дэна и Алисы. Грудь тяжело вздымалась. Сердце опять заскулило. Челюсти сжимались, чтобы отвлечь от боли, нарастающей во всем теле. Проснулось чувство вины и разбудило следом обиду.
– Несправедливо, – процедила она, зажав в правой руке большой палец левой. – У меня даже времени подумать не было.
Вадим бросил недоуменный взгляд, но кассир привлекла его внимание громким «Здравствуйте!». Татьяна выбралась из очереди, отойдя метра на два от кассового стола. Пока парень расплачивался, она боролась с кишащими чувствами, бьющими по стенкам души изнутри, медленно закрывая и открывая глаза, не расслабляя морщинок на лбу и стиснутые зубы.