Тавриз туманный

Ордубади Мамед Саид

На одном:

"Йя, элемдар Кербала! Йя, Хазрат-Аббас!"

На другом:

"Йя, Сахибеззаман, безухурет шитаб кун*!". Тысячи голов вытягивались, чтобы прочесть эти надписи. Слышались всевозможные возгласы:

______________ * Элемдар Кербала Безухрет шитаб кун - О, знаменосец Кербелы (т. е. Хазрат-Аббаса)! Поторопись, встань, явись!

– Йя, Хазрат-Аббас! Умереть бы мне под твоим знаменем!

– Йя, Сахибеззаман! Умрем, но не отдадим конституции!

– От знамен исходит сияние...

–

Вижу! Да славится имя аллаха и пророка его Магомета!

– Йя, Хазрат-Аббас, пусть ослепнут непризнающие тебя...

Воодушевление толпы дошло до высшей точки. Стихийно образовались группы, участники которых обнажили грудь и, с азартом шлепая по ней, с пением религиозных песен, направились к Энджумену.

Живой поток переполнил двор Энджумена; здесь творилось что-то невероятное. Один из революционно настроенных марсияханов молла Кафар Черендабли, засучив рукава, поднялся на возвышенное место и стал распевать марсию о Хазрат-Аббасе.

После окончания марсии народ поклялся на коране защищать революцию до конца. Тут же началась запись молодежи в добровольцы.

ЖЕСТОКИЕ БОИ

Карадатцы и все контрреволюционные отряды, находившиеся под командованием Рахим-хана, начали наступление. Прорвав фронт у района Девечи, они заняли улицу Мирза-Джавада и стали подступать к революционному совету. Магазины Меджидульмулька и многие другие сооружения были в руках карадагцев.

Однако продолжавшиеся весь день и всю ночь бои, благодаря стойкому сопротивлению Саттар-хана и ужасу, который наводили ручные гранаты, закончились победой революции.

С обеих сторон были большие потери.

Перед наступлением, контрреволюционеры заранее готовили себе почву. Прежде всего они распространили по Тавризу слух, будто принц Эйнуддовле назначен правителем Тавриза и во главе тридцатитысячного войска двигается к месту назначения.

Как только эта весть распространилась по городу, самый большой район Багмета сдался Рахим-хану.

Затем они применили тот же метод, что и революционеры. Вечером, перед самым началом наступления, контрреволюционная организация "Исламие" выпустила воззвание, в котором сообщала, что "еретики использовали в своих целях знамена святого Аббаса и Сахибеззамана, чтобы перетянуть темную массу на свою сторону и разгромить войско ислама".

"Сегодня, - говорилось далее в воззвании, - обязанность каждого шиита постараться снять святые знамена с крыши революционного совета - гнезда еретиков". Под воззванием была надпись: "Улемы Тавриза из Исламие".

Благодаря всему этому, многие опять перекочевали в лагерь контрреволюционеров и упорно сражались против революционных войск.

Несмотря на беспрестанно разрывавшиеся одна за другой бомбы, карадагцы пробивались через линию фронта и занимали окопы революционеров.

Наиболее ожесточенные схватки происходили вокруг революционного совета.

Тут неприятель потерпел поражение,

чему в значительной степени способствовало личное влияние Саттар-хана, которое нельзя было так легко поколебать; его нельзя было взвешивать на легких весах Рахим-хана.

В девять часов утра, возвращаясь из окопов, я встретил Саттар-хана. Ни его, ни окружающих его нельзя было узнать. Проведя ночь в окопах под ядрами Рахим-хана, герои революции закоптели от дыма и пыли. Но духом Саттар-хан был бодр. Я первый раз видел его пешим. Сегодня он не был на своем знаменитом белом коне.

Выпив утренний чай у Нины, я направился в штаб Саттар-хана.

На улицах висели объявления:

"Тавризцы! Потушить солнце революции невозможно. Скрыть правду, немыслимо. В ночном бою изменники веры и ислама - контрреволюционеры обстреляли знамена Хазрат-Аббаса и Сахибеззамана. Тираны хотели завладеть знаменами, но, благодаря геройству сардар-милли Саттар-хана и силе великого ислама, враги религии не смогли унести знамена.

Враги ислама и святого корана сожгли в магазинах Меджидульмулька больше пятисот экземпляров божьего слова".

Одно из этих объявлений, прибитое к стене, я снял и отнес к Саттар-хану.

Показав сардару объявление, я стал убеждать его отказаться от такого рода агитации.

Он прочел его и, покачав головой, сказал:

– Клянусь нашей дружбой, я ничего об этом не знаю.

После тщательных расспросов выяснилось, что объявление было составлено Гаджи-Исмаилом, одним, из близких друзей Саттар-хана.

– Саттар-хан рассчитывает каждый свой шаг, - сказал Саттар-хан.
– Во всяком деле крайность вредит. Таким людям, как этот, хотя бы они и были моими друзьями, я постараюсь указать их место...

ВЕРБЛЮД И ПЕТУХ

По приезде в Тавриз я попросил своего домохозяина подыскать мне работницу. Он рекомендовал мне пожилую женщину по имени Тахмина-ханум. Она была очень худа от недоедания; одета была в лохмотья.

Когда я спросил, на каких условиях она будет работать, хозяин ответил:

– Здесь условия таковы: работница получает стол и одну смену платья. Если от стола остается что-нибудь, то она берет домой для своей семьи.

Я согласился.

По распоряжению Саттар-хана, Юсиф-хазчи приобрел все, что было нужно для моей квартиры, и Тахмина-ханум стала хозяйничать.

– Сколько туманов нужно, чтобы одеть вас?
– спросил я ее на третий день ее работы.

– Туманов?
– спросила она удивленно.
– Вся моя одежда обойдется не больше пяти кранов.

Я дал ей два тумана.

Обычно я обедал у Саттар-хана или у Нины, поэтому я выдавал Тахмине-ханум ежедневно по два крана, и она готовила обед у себя дома и ела со своей семьей.

Когда я спросил ее о семье, она рассказала, что у нее две дочери и сын. Сын имел работу, но вот уже шесть месяцев, как его прогнали, и теперь он безработный.