Тайга
Шрифт:
— Миха, мне твои идиотские шуточки надоели! Прекращай дурить!
Вынесла наружу ведро, щедро плеснула в траву. Я возразил:
— И не думал шутить. Я совершенно серьезен.
Наташа с ведром на перевес обернулась:
— Ага, так я тебе и поверила.
Солнце сейчас светило ей в спину. Волосы в его лучах полыхали алым. Не Наташа, а солнечный зайчик. Я своим мыслям невольно заулыбался.
— Ну вот, — сказала она с обидой, говоришь, не шутишь, а сам смеешься.
— Да не смеюсь я!
— А что тогда?
Наташа
— Ты похожа на солнечный зайчик. У тебя волосы светятся.
Девушка смутилась, проговорила:
— Да ну тебя, — и юркнула под навес.
Впрочем, почти сразу вынырнула обратно.
— Вот тебе щетка, мыло и зубной порошок. Полотенце ты взял. Иди, умывайся. Потом завтракать будешь.
Мне захотелось отсалютовать, сказать: «Есть, товарищ командир!» Но я не рискнул, побоялся, что прежний Миха так никогда не делал. Просто попытался приобнять девушку, поцеловать ее в щеку.
Она неожиданно шарахнулась, сказала умоляюще:
— Не нужно, Миш. Не надо делать мне одолжение.
У меня вырвалось:
— Так заметно?
Она словно заледенела, кивнула и ушла.
А мне захотелось вырвать себе язык. Кто мешал сказать, что никакого одолжения нет? Что я, как прежде ее обожаю. Кто мешал просто промолчать? Нет, высказался, правдолюб хренов. Наташа в глубине импровизированной кухни шмыгала носом. Зиночка ее утешала шепотом.
Я сплюнул в сердцах и пошел к озеру. Ну что теперь можно сделать? Ничего. Поезд тю-тю, в смысле ушел. Если только утопиться от досады?
— Не дождетесь! — Это уже было сказано вслух.
Я склонился над водой, зачерпнул целую пригоршню прохлады и плеснул в лицо.
Вода была чистой-чистой, прозрачной, как стеклышко, как слеза. У самого берега на прогретом мелководье резвились мальки. На дне в песке белела мелкая галька. От лесного озера, пусть и большого, я такого подарка не ожидал. Не море, чай. А тут и песочек, и чистое дно. Не жизнь, а сказка!
До жути, до кожного зуда захотелось искупаться. Я быстро стянул носки, брюки, футболку. Влетел в воду, высоко поднимая колени и молодецки кхекая на каждом шагу.
Потом, когда бежать уже стало сложно, оттолкнулся, полетел вперед, плюхнулся в воду и содрогнулся. Под маской прекрасной сказки скрывался ледяной ад. Его безжалостные щупальца обвили мое тело, сдавили. От обжигающего холода перехватило дыхание. Я на автопилоте развернулся и ринулся обратно, к берегу. Из груди вырвался вопль, больше всего похожий на брачный зов марала. Сработал он совершенно неожиданным образом.
На берегу появилась встревоженная Наташа. Ее появление застало меня по пояс в воде. Девушка с ходу закричала:
— Спятил? Нафига ты туда полез? Мало тебе по башке настучали? Самоубиться решил? Тут же ключи везде бьют!
— Что там у вас случилось? — раздался Зиночкин голос.
Наташа фыркнула, припечатала:
— Да тут
Считанные секунды, и на берегу уже стояло две встревоженные няньки. Зиночка спешно вытирала руки полотенцем, хотя, непонятно, чем это ей могло помочь.
Я стоял по пояс в воде, поджимал от холода пальцы, обратно не шел из чистого упрянства.
— Миш, — сказала просительно Зиночка, — вылезай. Простынешь же. Там вода ледяная. Тут вообще только Санжай купаться может. Он привычный.
— Вылезай Миха, — присоединилась к ней Наташа.
Выражения лиц у них сделались до невозможности одинаковыми — мины чрезмерно заботливых мамочек. Только, странное дело, я поймал себя на том, что забота Наташи меня бесит, а забота Зиночки, совсем наоборот, приятна. В этом было что-то неправильное. Я разозлился и включил барана.
— Отстаньте от меня обе. Я что вам, ребенок? Идите нянчить других!
Девчонки непонимающе переглянулись.
— Простудишься, Миш, заболеешь, — пролепетала девушка бывшего Михи. — Чем тогда лечить?
— Не заболею.
Мысленно добавил: «Мертвецы не простужаются!» Я демонстративно раскинул руки, собираясь плюхнуться на спину и поплыть. Зиночка вскинулась. У нее прорезался командный голос:
— Михаил, не смей! Затылок намочишь! А там повязка, рана, — она поникла и добавила убито, — зря что ли Эдик старался?
К Эдику я испытал чувство необъяснимой ревности. Дурь какая-то. В голове царил полный сумбур. Что случилось со мной после переезда в новое тело? Веду себя, как глупый пацан. Куда подевались хваленая рассудительность и логика? Что со мной вообще произошло?
Этот вопрос ввел меня в полную прострацию. И правда, что? Почему я попал сюда? Неужели там, в будущем, я тоже умер? Почему тогда ничего не помню?
— Миш, выходи уже, хватит!
Голос Наташи вывел меня из стопора. И я неожиданно понял, что промерз до костей. Вода действительно была холодной. У самого дна вихрями закручивались ледяные потоки.
— Да, сейчас…
И пошел к берегу на непослушных ногах.
Зубы отбивали дробь. Кожа покрылась зябкими мурашками. Я бы не удивился, что губы мои сейчас, как в детстве, стали синие. Две заботливые «мамочки» усадили меня на стул, принялись хлопотать вокруг.
— Что за дурь? Что за блажь такая все делать назло? — приговаривала Наташа.
Она обтерла меня со спины полотенцем, набросила на плечи куртку. Зина сунула в руки чашку горячего какао.
Напиток был душистым. Пах шоколадом и молоком. Молоком? Стало интересно, как им удалось протащить в тайгу молоко. Неужели перли на себе такую тяжесть. Я спросил:
— А молоко здесь откуда?
Зиночка вздохнула, ушла под навес, вернулась с консервной банкой в руках. На банке была желтая с синим этикетка. Со своего места, надписи на ней я не видел. Девушка подошла ко мне, проворчала: