Тайна академика Фёдорова

Филатов Александр Валентинович

– Да, я бы тоже не отказалась.

Вскоре они были дома. Какое-то время Фёдоров помогал матери в оклейке квартиры обоями. Потом, взглянув на часы, сорвался с места, объяснив, что опаздывает сде­лать необходимый, заранее условленный звонок в Москву. На переговорном пункте почти никого не было, и удалось быстро связаться с генералом по тому самому номеру, о котором они заранее условились ещё до выезда сюда. В ску­пых, понятных лишь им двоим выражениях, Фёдоров объяс­нил Шебуршину ситуацию, намекнул, что придумал здесь способ контроля правильности предпринимаемых мер и действий, а также и возможной "поездки" генерала для этого контроля. Его всемогущий начальник и одновременно помощник и друг

мгновенно всё понял и попросил Фёдорова съездить в Москву сразу же, как только он завершит необхо­димые дела. По той мелочи, что генерал употребил слово "съездить" вместо "вернуться", да ещё и несколько выделил это слово тоном, Фёдоров понял, что тот не только понял вещи, на которые по открытой связи можно было лишь намек­нуть, но и принял его план. Принял и уже рассматривает его, Фёдорова, как постоянного жителя Калининградской области.

В последующие дни, помогая матери завершить приведение квартиры в порядок, Алексей Витальевич ещё несколько раз ходил в тот сосновый лесок. Побывал он и на пустыре, где в прежней реальности спустя годы должен был появиться его дом. Всякий раз при этих походах он чувствовал наступление нового ощущения, как будто связан­ного с будущим. Правда, ощущение это было не таким сильным, как в первый раз. Но, освоившись, Фёдоров посте­пенно научился использовать его возникновение в тех же целях, что и неприятное чувство раздвоенности сознания. Он приходил сюда, в лесок – в окрестности будущей лабора­тории хронотроники и будущего (и, одновременно, бывшего) личного дома, чтобы контролировать правильность своих планов и действий, соответствие или несоответствие их желательному будущему, такому, в котором не будет, не сможет осуществиться ни расчленение страны, ни появление предателей во главе её, ни разграбление ресурсов, ни экономический крах, ни оккупация НАТО, ни гибель его семьи. Обычно он садился на кочку или прямо на землю, чуть прищуривал глаза и, глядя так вперёд, начинал усиленно думать о своих предстоящих действиях. Если при этом возникал мираж с корпусами лаборатории, то он расценивал планируемые действия как правильные. Если же мираж редел, начинал рассеиваться, то он полагал это признаком ошибочности своих планов.

Подобные размышления требовали такой невероятной сосредоточенности и столь огромных мыслительных усилий, что после четвёртого "сеанса планирования будущего" Фёдоров почувствовал себя полностью измождённым. Нечего и говорить, что это состояние было замечено его заботливой и проницательной матерью, вызвало нежелатель­ные расспросы. Фёдоров, не терпевший никакой лжи в отношениях с родными, вынужден был изворачиваться и, сославшись на неотложные дела в Москве, отправился к Шебуршину. Перед отъездом зашёл в университет, подгадав время своего прихода так, чтобы как будто случайно встре­титься с Викой. Но случилось так, что она и вправду увидала его первой.

– Ой, Алексей Витальевич! А я думала, что вы в Москве!

– Сегодня уезжаю, – ответил Фёдоров, заметив, что при этих словах тень печали появилась на лице Виктории. – Зашёл вот узнать, как у вас дела.

– У меня одни пятёрки! Так что, можно считать, посту­пила! – с гордостью ответила девушка и, немного помолчав, осторожно подбирая слова, спросила: – А вы. ещё приедете. навестить свою маму? – И тут же, спохватившись, поняв, что раскрыла свой интерес к нему, не дожидаясь ответа, заторопилась: – Вы ведь мне так помогли! А я ещё хотела посоветоваться. насчёт учёбы.

Фёдорова такое развитие событий вполне устраивало. Широко улыбнувшись, он ответил, внимательно следя за выражением лица собеседницы:

– Тут иное, Виктория Петровна. Приезжать к маме больше не собираюсь . (Выражение скрываемой печали вновь появилось на лице Виктории). Мне сюда шеф звонил.

В общем, месяца через два перееду сюда насовсем! – И, заметив выражение радости на лице Вики, он предло­жил: – Ну, что же, может быть, пройдёмся, немного поговорим о предстоящей учёбе?

– О! Давайте! У меня столько вопросов.

Около часа они провели в кафе, неподалёку от университета, беседуя отнюдь не только о предстоящем студенчестве. Алексей умело, используя свои знания о Виктории, направлял беседу в интересное для неё русло, одновременно закрепляя интерес собеседницы к самому себе. При этом ему приходилось избегать опасности получить прямой вопрос о своём должностном положении. Он знал, что недомолвки не пройдут, а прямая ложь будет тут же разоблачена его чуткой и наблюдательной собеседни­цей. Всё это он расскажет ей потом, уже работая здесь, а пока нельзя: слишком большая разница в социальном положении может оттолкнуть Вику. До опасных тем, по счастью, дело не дошло. Взглянув на часы, Фёдоров оборвал себя на полуслове.

– Ну, всё! Стоп! Так я и на поезд, чего доброго, опоздаю!– сказал он, поднимаясь из-за столика, стоявшего в уютном уголке кафе, и вглядываясь в глаза собеседницы. Уловив в них грусть, он счёл возможным достать из кармана заранее заготовленную библиографическую карточку, на которой записал свой московский адрес и домашний телефон.

– Звоните, не стесняйтесь! Мне очень интересно будет узнать, как ваши дела. Вообще, всё интересно. Звоните! Ну, до свидания!

– До свидания, – очень тихим голосом и почему-то отводя взгляд, ответила Виктория, помолчала и вдруг, сорвав­шись с места, тихо, но совершенно отчётливо уже на ходу скороговоркой произнесла: – Я вас люблю!

Приехав в Москву, полковник первым делом позво­нил из телефона-автомата Шебуршину, условился о немедленной встрече. Смертельно уставший Фёдоров очень кратко доложил генералу результаты своей поездки и намётки плана действий. Этого было достаточно, поскольку они уже давно понимали друг друга с полуслова, а то и вообще без слов – по жесту, мимике. Председатель КГБ тоже заметил, что его подчинённый и одновременно шеф утомлён до крайности. Выслушав лаконичный доклад Фёдорова, он озабоченно покачал головой и сказал:

– Ну, вот что, Алексей Витальевич! Так дальше не пойдёт! Вижу, поездка недёшево обошлась вашему здоровью!

А ваше здоровье – ценность общегосударственного, да что там! – цивилизационного значения! В общем, мини­мум неделю – две придётся подлечиться! Никаких дел! А планы, идеи, создание филиала НИИ или специальной лаборатории одобряю целиком и полностью. Полагаю, что на ближайшей встрече с генсеком мы это решим, вынесем на Политбюро. Что же касается кандидата для поездки туда, то всё равно, Виталий, ты лучше меня никого не знаешь и не найдёшь! Вот только не знаю, хватит ли выносливости на двойную психическую нагрузку. Ну, посмотрим! Всё! Сейчас же в санаторий!

Во второй половине октября Фёдоров приехал в Калининград уже с двойными полномочиями: не только как организатор и будущий руководитель "Специальной лабора­тории № 10, Филиала НИИ МБП МЗ СССР", но ещё и в качестве ответственного за режим секретности. Обеспечи­вая почву будущих взаимоотношений с руководством областного управления КГБ, Шебуршин добился внеочеред­ного присвоения Фёдорову звания генерал-майора, так что тот теперь оказался на равных с начальником областного управления КГБ Сорокиным. Для свободы передвижения Фёдорову выделили квоту на приобретение "Запорожца" новой модели. Для прикрытия основной деятельности, под­держания контактов, имевшихся в иной реальности, и в целях возможности беспрепятственных мотивированных встреч с будущей женой Алексея Витальевича оформили преподавателем Калининградского университета.