Тайна апостола Иакова
Шрифт:
Он познакомился с Рехино (так звали жертву того преступления), когда они оба жили в Мадриде. В те времена Рехино был студентом факультета журналистики. Андресу тогда и в голову не могло прийти, что спустя годы он окажется одним из тех, кому поручат расследовать дело об убийстве журналиста. Дело прикрыли как-то незаметно и по-умному, тихо и решительно. И теперь комиссар меньше всего желал бы оказаться в ситуации, когда новое дело напомнит то, давнее.
Из грустных раздумий и дурного настроения, которое вновь начинало овладевать душой Андреса Салорио, его вывела уже знакомая нам парочка полицейских, занятых расследованием
Увидев, что в ресторан входят Диего Десу и Андреа Арнойя, Салорио с облегчением вздохнул: они наверняка помогут ему покинуть зыбкую почву меланхолии, в которой он начал серьезно увязать.
— Привет, шеф, — сказали они хором, словно репетировали пение дуэтом, а ему предназначалась партия второго голоса, что в данной ситуации его вполне устраивало.
— Ну, что новенького? Хотите что-нибудь съесть? — любезно осведомился шеф.
— Да, кофе покрепче, — попросила Андреа.
— А мне кофе без кофеина и круассан, — потребовал Диего.
— Так что новенького? — вновь спросил комиссар.
— Вскрытие кое-что показало, — ответил Диего.
Пока официант подавал заказ, который он начал проворно выполнять, едва завидев в дверях знакомую парочку, ибо у подчиненных комиссара тоже были свои привычки и пристрастия, за стойкой установилась тишина. Она нарушалась лишь шелестом газет, которые комиссар по прочтении складывал так аккуратно, что казалось, будто они только что сошли с типографского конвейера.
За первой паузой последовала вторая, не менее длинная, однако теперь ее назойливо нарушало громкое чавканье Десы, который имел отвратительную привычку пережевывать пищу с открытым ртом, что крайне раздражало комиссара. Оно продолжалось до тех пор, пока Андресу Салорио удавалось невероятным усилием воли сдерживать приступ гнева, который поднимался из глубины его существа.
— Послушай, не мог бы ты раз и навсегда научиться есть по-человечески, черт тебя подери, — вырвалось у него наконец.
Он совершенно не переносил эти звуки, напоминавшие ему те, что производит корова, когда жует яблоки или початки кукурузы.
— Понимаете, у меня полипы, и я могу задохнуться, шеф; не сердитесь на меня, я и сам не рад, но ничего не могу поделать, — ответил Диего Деса, заметно обидевшись.
И снова установилось молчание. Оно продолжалось до конца завтрака. Под неприятным впечатлением от случившейся перебранки они постарались как можно быстрее завершить трапезу, которую оплатил старший по чину. После того как комиссар рассчитался с официантом, все трое поспешили к выходу.
Пока они поднимались по склону, Диего сообщил своему шефу некоторые данные вскрытия, сказав, что первую докладную записку по этому вопросу тот найдет у себя на рабочем столе.
Не было обнаружено никаких признаков того, что жертва могла быть отравлена каким-либо веществом еще до того, как ее поместили в ванну. Впрочем, теперь это уже не имеет особого значения, заметил Деса.
Андресу удалось сдержаться и не высказать возражения по поводу столь опрометчивого вывода, высказанного
Если бы злоумышленник не хотел продемонстрировать полиции, что речь идет именно об убийстве, он бы не поместил тело в ванну, а оставил бы на кровати или на ковре. Или, даже поместив его туда, не стал бы делать надрезов. Тогда даже самые проницательные сыщики могли бы прийти к выводу о том, что кончина наступила вследствие сердечного приступа или мозгового кровоизлияния; разумеется, до тех пор, пока вскрытие не показало бы, чт о именно произошло в действительности. Но в данном случае преступник хотел, чтобы все сразу поняли, что жертва была убита. Почему? Зачем?
Поскольку вскрытие показало, что в организме Софии отсутствуют следы какого-либо яда, ответ на вопрос, почему на тело были нанесены раны, не вызывал сомнения: для того, чтобы сразу было понятно, что речь идет об убийстве. Это ясно. Но оставались другие головоломки, которые нужно было разгадать, чтобы узнать, кто убил Софию Эстейро. И первым вопросом, на который надо было дать ответ, на повестке дня стоял следующий: почему это сделали?
Андрес, похоже, уже нащупал мотив: ясно было — по крайней мере, так ему казалось, хотя он и не мог толком определить почему, — что причина преступления каким-то образом связана с гробницей апостола Сантьяго. Так подсказывала ему интуиция.
На это заключение его натолкнули заявления Клары, которые он беспрестанно обмусоливал в голове на протяжении всей бессонной ночи. Возможно, Клара сделала эти заявления спонтанно, не придавая им особого значения, а возможно, она тоже о чем-то догадывалась. Итак, оставалось разгадать: как, кто и зачем. Иными словами, все. Пока не было дано ответа ни на один из принципиальных вопросов. А тут еще газеты, теребя незаживающую рану, настойчиво твердят о другом нераскрытом деле, которое на первый взгляд очень напоминает теперешнее.
Комиссар был убежден, что расследование следует направить именно в то русло, которое он нащупал ночью. Ему представлялось нелепым строить гипотезы относительно того, усыпили ли Софию хлороформом, отравили цианистым калием или отваром digitalis purpurea, [25] называемой также наперстянкой красной, дигиталисом или наперстком, ибо теперь, после сообщения помощника комиссара Десы, способ, с помощью которого женщина была умерщвлена, уже не имел практически никакого значения. Она была мертва, и это было единственной очевидной реальностью, из которой решил исходить комиссар Салорио, возможно, потому, что был не в состоянии найти случившемуся сколько-нибудь приемлемое объяснение.
25
Наперстянка пурпурная (лат.).