Тайна «Архелона» (Крик дельфина)
Шрифт:
– Куколка!
– радостно возопил Бахтияр.
– Так вот ты где, моя дорогая! Еще вчера ты притворялась неживой. Но мы с тобой провели неплохую ночь. Теперь мы проделаем это еще лучше, не так ли?
– Постойте!
Бахтияр обернулся и в три зрачка - злых глаз и дула уставился на вошедшего. В проеме сорванных дверей стоял смуглокожий человек.
– У меня в банке сто семнадцать миллионов, - сказал он с сильным акцентом.
– Я отдам вам половину, если вы оставите мою жену в покое. Она больна.
– Я тоже!
– вскрикнул стюард.
– Я сейчас выпишу вам чек, - привычно извлек бумажник смуглокожий.
–
И Бахтияр всадил в миллионера пулю с тем удовольствием, с каким вбивают в доску последний гвоздь.
Экипаж «Архелона» перебывал на «Иберии» в два потока. Лишь Рейфлинт и Бар-Маттай провели время в своих каютах. Обе смены переправили с лайнера все, что только могло войти в шлюпки и пролезть в люки: ковры, ящики с винами, кадки с пальмами и даже автомат для мороженого.
Рейфлинт вызвал к себе старпома.
– Ропп, вам придется сделать еще один рейс. Я хочу, чтобы вывезли судовую библиотеку.
Шесть ящиков с книгами забили спальню Рейфлинта до подволока.
…Подводная лодка отошла на дистанцию торпедного залпа и, развернувшись к «Иберии» носом, тихо вздрогнула. Стальная сигара неслась почти поверху. Проломив белый борт, торпеда всадила в топливную цистерну стокилограммовый заряд прессованного тротила. Взрыв выбросил лайнер из воды по нижнюю марку ватерлинии и разломил пополам.
Убедившись, что на поверхности не осталось ни людей, ни обломков, «Архелон» погрузился туда, куда только что ушли останки «Иберии»… Так началась новая жизнь отверженной субмарины. Через трое суток S-409 вынуждена была всплыть для небольшого, но срочного надводного ремонта.
Стояло раннее утро. И хотя район всплытия был далек от трасс рейсовых самолетов, Рейфлинт торопил матросов, которые меняли прохудившуюся захлопку на газоотводе вспомогательных дизелей.
Бар-Маттай тоже вылез на мостик, с радостью наполнил ослабевшие глаза целебным солнечным светом и вдруг застыл в ужасе: «Архелон» покачивался в море…крови. Красные волны нехотя лизали черные бока подводного левиафана. Сотни рыб кишели в густой кровавой массе, выпрыгивали из нее, высовывались по грудные плавники, выпускали из жадно распахнутых пастей фонтанчики воды и умирали.
– Похоже, что мы всплыли в аду, не правда ли?
– тронул спутника за плечо Рейфлинт.
– А вокруг трепещут души грешников.
Бар-Маттай ошеломленно молчал.
– Не принимай близко к сердцу. Это всего-навсего «красный прилив». Цветут жгутиковые водоросли. В океане такое случается… По местам стоять, к погружению!
Багровые волны сомкнулись над «Архелоном».
«ЭТИ ПРОКЛЯТЫЕ БЕРМУДЫ!»
Сообщения о гибели «Архелона» и таинственном исчезновении «Иберии» вышли в газетах почти одновременно. Если кто и связывал два этих факта, то только фразой: «Опять эти проклятые Бермуды!» Обе катастрофы произошли вблизи границ «Бермудского треугольника».
– Не такой уж он проклятый, - заметил морской министр начальнику генерального штаба.
– Теперь по меньшей мере приутихнет пресса и прекратятся эти запросы в парламент.
– Да, все решилось как нельзя лучше, - согласился адмирал.
– «Архелон» может… Кхм!
– Три года боевого дежурства - это беспрецедентно. Честно говоря, я не думал, что они продержатся так долго…
– Господин министр, я полагаю, что
– Несомненно.
Кураториум «Спасение «Архелона» распался сам собой. Флэгги очень удачно вышла замуж за президента микробиологического общества профессора Сименса и помышляла о создании подобного же комитета «Память «Архелона».
А для «погибшей» атомарины наступила пора благоденствия. Кубрики были убраны с дворцовой роскошью; отсеки ломились от изобилия фруктов, вин, изысканных закусок. В офицерской кают-компании играл всемирно известный скрипач, захваченный на одном из трансатлантических теплоходов.
Бар-Маттай настоял, что пленник жил у него, и таким образом в его затворничество вошла музыка.
Командир по-прежнему не появлялся на захваченных судах. То немногое, что составляло его долю добычи, были в основном книги. Он читал ночи напролет, препоручив все корабельные дела старшему офицеру.
Рооп был доволен. Команда заметно подтянулась. И хотя в кормовых отсеках его еще посылали иногда к черту, вахты неслись исправно, особенно перед атакой очередной жертвы. Единственный, кто по-настоящему отравлял ему жизнь, так это Бахтияр. На захваченных теплоходах стюард шарил по судовым аптекам, добывал морфий и другие наркотики. Его каюта превратилась в подпольный «приют радости». Человек шесть наркоманов ходили за ним по пятам и были готовы выполнить любое желание стюарда. В отсеках поговаривали о нем как о втором командире «Архелона». Рооп хмурился и с некоторых пор стал носить пистолет в потайном кармане.
Каждое утро О’Грегори с замиранием сердца разглядывал свое тело. И каждое утро тихо ликовал: судьба хранила избранника - ни одного бронзового пятнышка, ни одного седого волоска.
Идея этнического оружия не оставляла его, и он нашел, что нет худа без добра. По крайней мере, здесь на «Архелоне», он мог беспрепятственно ставить опыты над людьми. В боксах медицинского изолятора вот уже третий месяц жили японец, чех, араб и негр. О’Грегори выяснял: генотип какой расы успешнее противостоит «бронзовке»? Он вел дневник наблюдений и верил, что рано или поздно лавры «отца этнического оружия» с лихвой возместят ему и флоту ущерб, причиненный разглашением «сведений серии Z». Он верил в это столь же страстно, как Бар-Маттай в то, что его «Неоапокалипсис» прочтут миллионы людей, прочтут, содрогнутся, прозреют и уничтожат все подводные лодки мира, а заодно танки, пушки, бомбардировщики…
В кают-компании места его и доктора находились рядом, так что порой, сидя локоть к локтю, оба нечаянно задумывались о вещах более чем полярных, спохватывались, невидяще скользили друг по другу глазами и продолжали трапезу.
Дорожку в медицинский блок Бахтияр протоптал еще при докторе Коколайнене. И с новым корабельным врачом он тоже нашел общий язык.
Произошло это так. О’Грегори заглянул как-то в радиорубку и увидел под стеклом бывшего столика Барни фотографию Флэгги. Роковая женщина смеялась так невинно и обаятельно, что О’Грегори, забыв о всех причиненных ею бедах, извлек фото и прикрепил у себя в каюте. Бахтияр, наведываясь к доктору поболтать о жизни, а заодно и подлечить застарелый радикулит, заприметил красотку на стене и смекнул что к чему.
– Могу устроить свидание!
– подмигнул он О’Грегори.