Тайна безопасности

Светлова Лана

– Благодарю вас, господин вице-канцлер. У меня нет слов… Не знаю даже, могу ли я принять подарок, который наверняка является реликвией вашего рода…

– Но мы ведь скоро поженимся, – одними губами улыбнулся вице-канцлер, – так что эта вещица все равно будет храниться в нашем роду.

Анна вздохнула. Ну разумеется, он все просчитал. Даже подарок был всего лишь искусно продуманным шагом по приручению строптивой девицы. Это пока он осторожничает – после свадьбы господин вице-канцлер сделает все, чтобы своенравная наследница полностью подчинилась его

воле. Стоит ли бунтовать? Вряд ли, несмотря на свой характер, Анна понимала, что интересы их острова важнее ее собственных, а значит, свадьбе быть…

…Но как же ее злила эта предрешенность и холодный расчет! Как ее злил этот человек! От раздражения Анну даже слегка передернуло, и алый шелковый платок мелко-мелко задрожал в ее руках.

– Что с вами, Ваше Высочество? Вы не рады? – удивился Рауль.

«Рада?! Да просто счастлива!» – подумала Анна с сарказмом, но как благовоспитанная девица вслух сдержанно произнесла:

– Что вы. Просто в саду становится холодно, – здесь девушка почти не соврала, действительно, с моря подул ветер, сильный, грозящий превратиться в бурю. Будто в подтверждение ее слов вдалеке глухо пророкотал гром.

– Прошу простить мою несообразительность, Ваше Высочество, думаю, нам лучше укрыться в замке, – и, не слушая ответа Анны, ее будущий жених повел ее под крышу.

К ночи действительно разразилась буря. Ветер бушевал и трепал ветви деревьев, за окнами грохотало, дождь лил как из ведра. Герцог и его спутники вернулись в замок до темноты, и теперь все грелись у каминов, а слуги суетились, накрывая поздний ужин. Анна сказалась больной и сидела у себя в комнатах, не отрывая взгляда от подаренного ей алого шелкового платка. Тот лежал перед ней на столе, будто ядовитая змея, задремавшая при свете ночника. Мысли кружились по заведенному кругу, от подарка к свадьбе, от свадьбы к их несчастливому будущему, от будущего – к подарку.

Анна смотрела на платок, свернувшийся на столе, будто красная блестящая змея. Ненавидела. И любовалась. Никогда раньше она не видела шелк так близко, и ласковое прикосновение ткани произвело на нее неизгладимое впечатление. Теперь пальцы сами невольно тянулись к нему, гладили, перебирали складки.

Поддавшись секундному порыву, Анна подхватила шелковую ткань и накинула ее на голову, закрепив так, как подобает замужней даме – с пропуском концов платка сквозь хитро заплетенные волосы.

В мутной глади зеркала отразилась благородная матрона. Скучная и чужая.

Анна раздраженно сорвала с головы платок, будто сдирая вмести с ним и покров своей несчастливой судьбы. Она понимала, что в интересах семьи – покориться, но ненависть заполнила все ее существо. Ненависть к шелку – он прекрасен, но это символ несвободы. Ненависть к отцу и к себе (надо же, она чуть было не потеряла рассудок от вещи!). «Но мы ведь скоро поженимся, так что эта вещица все равно будет храниться в нашем роду». Ненависть к вице-канцлеру. И как же сделать так, чтобы он об этом узнал? Ровно настолько, чтобы все понял, но ничего бы не смог с этим поделать?

Странная

мысль пришла девушке в голову. Странная и безрассудная. Такая же безрассудная, как погода за окном.

Она отворила ставни. Ливень хлестал по рукам, струи воды стали врываться в комнату, заливая мягкий ковер под ее ногами. Ветер, неистовый ветер с воем врывался в комнату и трепал пока еще непокрытые волосы. То, что нужно. Отличная погода, отражающая ее настроение.

С каким-то садистским удовольствием Анна подхватила алый шелковый платок, насладилась его мягкостью и красотою в последний раз. Ветер бушевал за окнами, сверкнула молния, и в ее всполохах платок показался особенно прекрасным.

Она коснулась алого шелка губами – всего на секунду, а затем решительно, стараясь не задумываться, бросилась к окну, выставила руку под дождь и разжала пальцы. Прекрасный платок соскользнул с ее ладони и помчался, влекомый ветром, куда-то вдоль стены, вбок, туда, где за мутной пеленой дождя угадывались очертания центральной башни. Ее шпиль, высокий и недоступный, был виден издалека, со многих уголков острова, и уж тем более с моря. Забраться туда было невозможно – башня была заперта, винтовая лестница не использовалась столетиями.

Девушка до последнего не верила в свое везение, но боги смилостивились хотя бы в этом. Они добавили свой изящный штрих в ее спонтанный протест. Алая птица, распластанная на ветру, взлетела в последнем полете вверх и зацепилась своим роскошным хвостом за шпиль.

Забыв про ветер и дождь, Анна высунула голову из окна и, держась за ставню, под холодными струями воды с жадностью следила: алый шелк трепыхался и пытался сорваться с иглы, но это ему не удавалось. Дождь делал свое дело – ткань тяжелела с каждой секундой, и спустя недолгое время на шпиле башни вместо воздушного алого шелка висела темная мокрая тряпка, мертвая и холодная.

Анна запрокинула голову, позволила дождевым каплям течь по ее лицу и убегать за шиворот, дрожала от холода и горько-горько смеялась.

III

Ну и погодка, черт бы ее побрал! Еще несколько часов назад на небе не было ни облачка, а сейчас ветер воет как безумный, и волны швыряют небольшую круизную яхту будто скорлупку. Вверх-вниз-вверх… Он боролся со штормом уже на протяжении полутора часов. Хотя боролся – это громко сказано. Скорее, пытался остаться наплаву, и при этом направлял свою яхту туда, где, по идее, находился дом.

Вверх-вниз. Грег был в море уже около недели. Первый шторм шесть дней назад убил его двигатель, просто-напросто залил его водой. В итоге он только дрейфовал, в надежде, что его найдет какое-нибудь проходящее мимо судно. Но второй шторм, налетевший сегодня, куда хуже первого, и, кажется, он собирается его прикончить.

Вверх-вниз-вверх-вниз мотает пол под ногами и Грега вместе с ним. Вот же дурак, надо же было лезть в море, когда объявлено штормовое предупреждение! Да еще и идти на яхте куда глаза глядят, не сверяясь с показаниями приборов.