Тайна брата
Шрифт:
В первом доме на стук никто не отзывается, зато тетенька из второго сразу меня узнает. По ее словам, нам надо в дом сорок три, чуть дальше по улице.
В сорок третьем доме живет та самая женщина, которая принесла мне тряпку и стакан воды. Ее зовут фрау Шмидт, она впускает нас в жилье и сразу тащит на кухню. Мы молча сидим за столом, пока нас потчуют молоком с печеньками.
— Я тогда жуть как перепугалась. Услышала грохот на улице, а когда подбежала к окну, ты лежал на дороге, и я уж подумала, ты все… — Вздрогнув, она ставит на
Лизу не надо уговаривать. Она тут же выхватывает из банки печенье и вонзает в него зубы. По кухне летят крошки.
— Надеюсь, тебе потом не сильно досталось, — говорит фрау Шмидт. — Я знаю, каким бывает этот человек. Он… Впрочем, ладно. Лишь бы все обошлось. Как твои раны?
Она пододвигает ко мне банку с печеньем.
— Спасибо, нормально. — Откусываю кусочек. Печенье сделано почти из ничего и потому не самое вкусное, но я, оказывается, жутко проголодался. — Вы меня тогда здорово выручили.
— Не за что… — Она делает паузу, ожидая, что я представлюсь.
— Карл. А это Лиза.
— Меня зовут фрау Шмидт, приятно познакомиться.
— У вас дети есть? — интересуется Лиза. — Вдруг мы учимся вместе.
— Нет, мои дети постарше, — качает головой фрау Шмидт. Она смотрит мне за спину, и я, обернувшись, замечаю фотографии на буфете. Спереди стоят три снимка мужчин в военной форме.
— Ваши сыновья? Они сейчас в армии? — спрашиваю.
— Джозеф погиб в прошлом году, во Франции. Он в середине. Младший сын, Макс, сейчас воюет в России за герра Гитлера.
— А третий, это ваш муж?
Фрау Шмидт вздыхает:
— Да, он тоже погиб во Франции.
У фрау Шмидт блестят глаза, она чем-то напоминает мне маму.
— Моего папу убили, — говорю я.
— Ох, бедняжка, — утирает слезу фрау Шмидт. — И маму твою жалко. Со временем боль притупляется, но забыть об утрате невозможно.
— Я не хочу забывать. — Впервые я говорю с человеком, который тоже терял на войне близких. — Думаете, они хотели воевать?
Фрау Шмидт прикрывает рот рукой и отводит глаза, будто вот-вот заплачет. Я снова смотрю на сервант, и мое внимание привлекает фотография девочки с двумя парнями. Они стоят с гитарами на фоне сада, но взгляд цепляется не за лица, а за одну-единственную деталь.
Значок. На правом лацкане.
— Что это? — не сдержавшись, задаю я вопрос. — Вот, смотри.
Лиза наклоняется к фотографии, потом переводит глаза на меня.
— Такой же, — шепчет она.
— Что это за цветок? — Мне очень важно получить ответ. — Что он означает? Я видел такой рисунок на стенах.
Фрау Шмидт подходит и забирает снимок у меня из руте.
— Ничего. Дурацкая поделка Макса. — Она прижимает фотографию к груди, пряча от меня.
— У брата был такой же знак на куртке…
— Спросил бы у брата. — Фрау Шмидт ставит фотографию на сервант и замирает к нам спиной, уперевшись
— Я спрашивал. А он не сказал. А потом срезал нашивку.
Фрау Шмидт кажется растерянной. Глаза ее бегают по комнате, будто она никак не решит, что сказать и куда смотреть.
— Значит… может быть, он не хотел, чтобы ты знал, — говорит она наконец. — Может быть, он тебе не доверяет.
С тем же успехом она могла бы дать мне пощечину. В душе поднимается чувство вины.
— Я…
— Вот что еще у нас есть. — Лиза приходит на помощь, как тогда, в магазине герра Финкеля. Она протягивает руку, а на ладони лежит деревянный цветок, который она нашла. Он точь-в-точь как у мальчика на снимке.
— Где ты его взяла? — спрашивает фрау Шмидт. Она тянется было к нему, чтобы забрать, но потом стискивает кулак и отдергивает руку.
— У друзей его брата, — врет моя подруга. — А что это за цветок? Маргаритка?
Фрау Шмидт долго изучает Лизу.
— Эдельвейс, — наконец шепчет она.
— Эдельвейс, — повторяю я, и у меня будто пелена падает с глаз. Ну конечно же эдельвейс. — А что он означает?
Женщина смотрит на нас, решая, говорить или нет.
— Пожалуйста, — умоляю я.
Фрау Шмидт вздыхает и почти начинает объяснять, но лишь качает головой:
— Спроси лучше у брата. Он расскажет тебе все, что сочтет нужным.
Парад
Беремся за руль велика, каждый со своей стороны, и поднимаем изувеченное переднее колесо над землей. Так на одном колесе и везем его к дому.
— Она готова была рассказать. — Мне сложно подавить разочарование. Мы почти узнали секрет.
— Наверное, испугалась. — Судя по голосу, Лиза тоже недовольна. — Хотя бы выяснили, что за цветок.
— Зато остался миллион других вопросов. Что он означает? Почему у ее сына был значок на куртке? Рисунок один в один. — Я останавливаюсь. — И мне не понравилась фраза о том, что брат мне не доверяет.
— Она тебя не знает. Заметь, в вашу прошлую встречу ты был в своей дурацкой форме. — Лиза меряет меня взглядом и хмурится, прикусывая губу. — У нас тут никто никому не верит, временами это бесит до визга. Ладно, Карл Фридман, пошли уже домой.
Лиза знает дорогу, так что мы потихоньку выбираемся на центральную улицу. По мере приближения становятся слышны звуки барабанов.
— Опять маршируют, — бурчит Лиза, хмурясь еще сильнее. — Вот уж чего нам сегодня не хватало.
Музыка становится все громче. Можно разобрать звук труб, правда, играют на них неважно. Наконец перед нами открывается центральная улица. По ней маршируют «Дойчес юнгфольк» и гитлерюгенд. Мы тоже всегда так ходили по выходным.
Все ребята в форме: черные штаны, черные шарфы, коричневые рубашки. Пряжки на поясе сверкают на солнце, черные сапоги топ-топ-топают по дороге, отбивая ритм наступающей армии.