Тайна булгаковского «Мастера…»
Шрифт:
Лишь неимоверным усилием воли ему удавалось укрощать «яростные» вспышки. Запись от 24 декабря 1924 года:
«Сейчас я работаю совершенно здоровым, и это чудесное состояние, которое для других нормально, – увы – для меня сделалось роскошью, это потому, что я развинтился несколько. Но, в основном, главное, я выздоравливаю, и силы, хотя и медленно, возвращаются ко мне. С нового года займусь гимнастикой, как в 16-ом и 17-ом году, массажем, и к марту буду в форме».
Но
Только что вернулся с вечера у Ангарского – редактора „Недр“. Было одно, что теперь всюду: разговоры о цензуре, нападки на неё, „разговоры о писательской правде“ и „лжи “…Я не удержался, чтобы несколько раз не встрять с речью о том, что в нынешнее время работать трудно, с нападками на цензуру и прочим, что вообще говорить не следует».
Возникавшие проблемы Булгаков обсуждал и с женой, что тоже имело негативные последствия – из-за этих разговоров они не высыпались.
В ночь пишу потому, что почти каждую ночь мы с женой не спим до трёх, четырёх часов утра. Такой уж дурацкий обиход сложился. Встаём очень поздно, в 12, иногда в 1 час, а иногда и в два дня. И сегодня встали поздно и вместо того, чтобы ехать в проклятый „Гудок“, я поехал к моей постоянной зубной врачихе, Зинушке».
Далее Булгаков с удовлетворением записывал, что на Кузнецком мосту обнаружил у газетчика 4-ый номер журнала «Россия»:
«Там первая часть моей „Белой гвардии“, т[о]е[сть]не первая часть, а треть. Не удержался, и у второго газетчика, на углу Петровки и Кузнецкого, купил номер. Роман мне кажется то слабым, то очень сильным. Разобраться в своих ощущениях я уже больше не могу. Больше всего почему-то привлекло моё внимание посвящение. Так свершилось. Вот и жена моя…»
Он не случайно заострил своё внимание на посвящении – ведь «Белая гвардия» была посвящена Л.Е. Белозёрской. Какое-то непонятное предчувствие заставляло его особенно внимательно вглядываться в текст посвящения. Что-то явно содержалось в нем такое, чему там не следовало быть. Но что? Об этом он узнает немного позднее.
А пока продолжалась прекрасная пора влюблённости в женщину по имени Любовь. Вместе с нею Михаил Афанасьевич принялся сочинять пьесу из французской жизни. Он даже позволял любимой супруге делать записи в свой дневник, давая этому факту такое пояснение:
«Записи под диктовку есть не самый высший, но всё же акт доверия».
И ещё Любовь Евгеньевна отвлекала от потока мрачных мыслей, что тоже отмечено в дневнике 28 декабря 1924 года:
«Очень помогает мне от этих мыслей моя жена. Я обратил внимание, когда она ходит, она
И всё равно поводов для того, чтобы в очередной раз впасть в уныние, хватало. Прежде всего, удручало, что никак не удавалось напечатать «Белую гвардию» отдельной книжкой. Издатель, с которым был заключён договор, по каким-то своим причинам не очень торопился. Появилась, правда, возможность издать роман у Лежнева (Альтшулера). Но в этих переговорах Михаил Афанасьевич не участвовал, и записал в дневнике 29 декабря 1924 года:
«Лежнев ведёт переговоры с моей женой, чтобы роман „Белая гвардия“… передать ему. Люба отказала, баба бойкая и расторопная, и я свалил с своих плеч обузу на её плечи… В долгу сидим как в шелку».
Финансовое положение в тот момент и в самом деле было весьма плачевным:
Забавный случай: у меня не было денег на трамвай, а поэтому я решил из „Гудка “ пойти пешком».
А через три дня по дороге домой Михаил Афанасьевич купил несколько номеров антирелигиозного журнала:
«Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера „Безбожника “, – был потрясён. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, её можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».
Просмотр журнала с агрессивной атеистической позицией оптимистическому настроению тоже, конечно же, не способствовал. И в дневнике снова появились невесёлые строки:
«Погода напоминает февраль.
– Чем всё это кончится? – спросил меня сегодня один приятель…
Лично для Булгакова «всё это» кончилось написанием новой сатирической повести, рассказывающей о невероятном событии в жизни обыкновенного дворового пса.
«Собачья» история
Начало 1925 года ознаменовалось очередным (и весьма своеобразным) объяснением в любви. 3 января Михаил Афанасьевич записал в дневнике:
«Ужасное состояние: всё больше влюбляюсь в свою жену.
Так обидно -10 лет открещивался от своего… Бабы как бабы. А теперь унижаюсь даже до лёгкой ревности. Чем-то мила и сладка.
И толстая».
На следующий день – новые размышления, но уже на другую тему: