Тайна царского фаворита

Хорватова Елена Викторовна

– Ты ведь сокровище графское ищешь? – спросила вдруг после долгой, выдержанной почти по Станиславскому паузы Меланья.

Я вздрогнула. Все маловажные мысли тут же вылетели у меня из головы. Удивительно! Этой древней бабке, сидящей безвылазно в своем домике, известно больше всех. Ну что ж, разговор принял столь интересный оборот, что я не сочла нужным отпираться.

– Да, ищу! Полагаю, что дедовское сокровище очень помогло бы молодой вдове, оказавшейся в весьма плачевном положении. Покойный поручик Чигарев не оставил Анне почти ничего. Девочке не на что жить!

– Ну

что ж, верю, ты своей корысти в чужом добре не видишь.

Меланья продолжала сверлить меня жгучим взглядом, от которого мне делалось не по себе. Не менее жгучим взглядом рассматривал меня и кот, вероятно, перенявший ухватки своей хозяйки.

На секунду я дрогнула – захотелось поскорее уйти из этого странного и чуть-чуть страшного дома. И все же мое неискоренимое любопытство не позволяло прервать разговор.

– Клад-то графский заговоренный, – прошелестела наконец знахарка. – Он абы кому в руки не дастся. То, что тебе кладовая запись в руки попала, еще не сулит, что и сокровище легко отыщешь. Клады, матушка моя, головой сыскивают, а не лопатой. И на дело это надо пойти, помолясь и помоги попросив у Отца нашего небесного. Запомни, другой раз пойдешь клад искать, бери с собой белую восковую свечу, спрын-траву и траву «петров крест», чтобы нечистый вреда не причинил…

– «Петров крест»? – ошалело переспросила я.

Легко сказать – бери… Господи, где же мне взять такое экзотическое растение, если я даже не знаю, как оно выглядит? Мои познания в области ботаники, почерпнутые на уроках в родной гимназии, где я не отличалась особым прилежанием, помогали мне отличить подорожник от одуванчика и василек от ромашки, но «петров крест»… И спрын-трава… Это под силу разве что университетскому профессору-естественнику, да и то, поди, не каждому – у господ ученых весьма узкая специализация, и геолог ботанику не коллега…

Старуха снисходительно взглянула на меня и, забравшись на скамью, сняла с потолка два пучка сухих трав, перевязанных суровой нитью. Кинув передо мной на стол эти маленькие венички, она продолжила:

– Искать клад нужно только с добрым намерением. Дай зарок передать все, что найдешь, истинной хозяйке, а себе возьми лишь то, что Анна сама предложит. Помни, доставая клад, нельзя разговаривать и назад оглядываться нельзя. И никогда не спи там, где зарыто сокровище, нечистый заморочит…

– Ой, тетушка, вы так говорите, словно я этот клад уже нашла или по крайней мере точно знаю, где он лежит, – я не смогла удержаться от прагматического замечания, но тут же прикусила язык.

– А и не узнаешь, касатка, пока заклятие не снимешь. Заговоренный он, клад-то, сказано ж тебе было. Запомни: смочишь нож в святой воде, очертишь круг, на нем наметь все четыре стороны света и поставь туда четыре свечи. Огонек на них зажжешь, да каждой свече, как каждой сторонушке, в пояс поклонишься и скажешь слова заветные… Ты возьми карандашик-то и пиши за мной, не то из памяти вылетит. После назубок выучи, а бумажку в полночь сожги и пепел по воде развей. На, пиши!

Меланья протянула мне клочок плотной желтоватой бумаги и, низко пригнувшись,

зашептала:

– «Четыре апостола-евангелиста, хранители Божьих тайн, Матфей, Марк, Лука, Иоанн, очистите место сие от наложенного на него заклятья». Эта молитва предначинательная, а коли найдешь сокровище да достанешь его из земли, скажи над ним: «Господь Бог впереди, Ангел-хранитель позади, святые евангелисты по бокам, аз тебе, Отец небесный, славу воздам! Защити меня, имярек, своей силой от дьявольских козней. Освободите сей клад от тяжкого заклятья». Но прежде, чем брать сокровище, еще сорок раз прочти над ним «Отче наш».

– Неужели молитву нужно читать именно сорок раз? – удивилась я. – Может быть, и трех раз достаточно?

– Сорок, – отрезала Меланья. – Не ленись, раба Божия, и не лукавь. И главное – не оглядывайся назад! Не смотри на то, что у тебя за спиной!

– Но на меня тут как раз со спины и напали, когда я поисками занималась, – я не смогла удержаться, чтобы не сообщить Меланье то, что скрывала от других. – Вот, шишка у меня до сих пор не прошла, так ударили…

Меланья разобрала волосы у меня на затылке и приложила к ушибу тряпицу с остро пахнущей жидкостью. Может быть, мне это показалось, но я почувствовала, как шишка под тряпицей сжимается…

– Ты слушай, что я говорю! – строго заявила Меланья. – Не перечь! Ежели все по уму сделаешь, так и подойти со злом к тебе никто не сможет. Ноги не понесут. Главное, не оборачивайся, силу врагу не придавай! А принеся клад домой, окропи его святой водой, каждую вещь подержи над пламенем свечи, а буде золото там отыщешь, так его еще на сутки опусти в проточную воду. Так сокровище от заклятья и скверны очистится. Водица зло смоет.

– Но ведь в проточной воде золотые вещицы может унести течением, – не удержалась я.

– На то тебе, голубка, голова и дадена, чтобы заране об этом умом пораскинуть, – ответствовала старуха и дала понять, что аудиенция окончена.

Покинула сторожку я с весьма странными чувствами. Пожалуй, единственное, что мне оставалось, это, согласно завету Антона Павловича Чехова, радоваться сознанию, что могло бы быть и хуже.

ГЛАВА 25

Анна

Утром Анна проснулась поздно, непривычно спокойная и умиротворенная. Накануне снова распогодилось, и теперь в комнату сквозь занавески и листву растущих под окнами деревьев пробивалось яркое летнее солнце.

В постели она была одна, но подушки и скомканная простыня хранили очертания второго тела и еле уловимый запах мужского одеколона. Аня уткнулась лицом в наволочку, снова и снова ловя этот запах, пробуждающий так много воспоминаний.

Она была этой ночью с мужчиной… Забыв про свой траур, про покойного мужа, верность которому собиралась хранить всю оставшуюся жизнь. Это грех, грех! Но разве у грешниц бывает так хорошо, так покойно на душе? Разве им улыбается солнышко?

Может быть, грех не столь и тяжек, раз Господь, которому ведомы все наши поступки и помышления, попустил его? И разве жалость и любовь такие уж грешные чувства?