Тайна Царскосельского дворца
Шрифт:
Клара пристально смотрела на Ушакова. Она, видимо, не поняла его витиеватой фразы.
— Спросите ее проще! — шепнул Трубецкой. — Она, видимо, и мало развита, и с русским языком мало знакома.
Ушаков нетерпеливо передернул плечами. Он, при всей своей опытности, не знал, как приступить к такому щекотливому допросу и как называть вещи их собственными именами.
Прошла минута тяжелого молчания.
Трубецкой нагнулся к Ушакову и тихо шепнул ему что-то.
— Спрашивайте сами! — сказал Ушаков, отодвигая к нему бумаги.
— Клара Вильсон! — начал
При имени графа по лицу молодой девушки молнией проскользнул яркий румянец, и затем она побледнела еще сильнее.
Трубецкой с торжеством взглянул в сторону Ушакова. Его система, очевидно, преобладала над системой его начальника.
— Отвечайте! — не вытерпел Ушаков, видя упорное молчание допрашиваемой.
Трубецкой укоризненно взглянул в его сторону. Тогда Ушаков махнул рукой и уже совершенно замолк. Он, видимо, решился взвалить всю трудность и всю ответственность допроса на своего помощника.
При громком возгласе Ушакова Клара вздрогнула, но продолжала молчать.
— Не бойтесь! Отвечайте смело! — ободрил ее Трубецкой. — Знакомство с графом само по себе еще не составляет преступления! Знаете вы графа Линара или нет?..
— Да, я знаю графа! — тихо проговорила Клара.
— Где, собственно, вы видели его?
— Во дворце!..
— А кроме дворца вы с ним нигде не встречались?
Клара на минуту задумалась. Она понимала, что допрос переходит на опасную почву, а так как ее главной заботой было ничем не скомпрометировать принцессы, то она еще тише ответила:
— Нет!
— Вы никогда не встречались с ним в саду или в дворцовом парке?
— Нет… Не помню!
— А не припомните ли вы, где вы встречались с графом в последний раз?
— Я видела его в день бала.
— Где именно? Ведь вы не могли принадлежать к числу приглашенных?
— Нет! Но я смотрела в дверь!
— И… после этого вы больше нигде не встречали его?
— Нет!.. Не помню!
— Так я напомню! — крикнул Ушаков, которому система кротости и выжидания Трубецкого была не по нутру.
Клара вздрогнула, но продолжала молчать.
— Выходила ты в сад вместе с принцессой поздно ночью на вчерашний день? — прямо и бесцеремонно поставил вопрос Ушаков.
Клара разом поняла и сообразила, что она может своим ответом погубить Анну, а потому ответила тверже и громче прежнего:
— Нет! Не выходила!
У Ушакова вырвался жест нетерпения.
— Твердо вспомни… а то я память пришью, — пригрозил он.
— Не выходила! — еще тверже повторила Клара.
Ушаков обратился в ту сторону, где наготове стояли палачи, и громко крикнул:
— Работай!
В мгновение ока оба палача бросились на свою жертву, и полумертвая от страха Клара была волоком притянута к спущенному блоку. Она не сопротивлялась, не говорила; она вся оцепенела от ужаса.
— В последний раз спрашиваю я: выходила ты вместе с принцессой в сад при дворце в прошлую ночь? Да или нет?
— Нет, не выходила! — почти
Ушаков сделал рукою знак.
Палачи сорвали с несчастной платье, обнажили ее тело до пояса, а затем один из них, завернув назад ее руки, скрутил их у кистей толстой веревкой, спускавшейся от блока. Конец этой страшной веревки был обшит войлоком. Затем на связанные руки был надет толстый ременной хомут.
— Выходила ли ты прошлой ночью во дворцовый Летний сад вместе с принцессой? — в последний раз повторил Ушаков и, не получив ответа, громко крикнул: — Дыба!
Тогда началась страшная пытка, которая состояла в том, что плотно скрученные руки были вывернуты назад и под давлением медленно поднимавшегося блока стали постепенно заворачиваться к затылку. Суставы трещали. Послышался нечеловеческий крик, и затем все моментально смолкло.
— Дыба! — повторил Ушаков.
Медленно поднимаемая на блоках девушка повисла на вывороченных и выломанных из суставов руках. Она не кричала, даже не стонала; она только все реже и реже вздрагивала, и замирающее дыхание все реже и реже вырывалось из ее груди.
— Бей! — крикнул не унимавшийся Ушаков.
Палач замахнулся плетью, и резкий, безжалостный удар разрезал молодое и слабое тело.
Измученная Клара вздрогнула в последний раз и неподвижно повисла на страшном блоке…
— Второй! — скомандовал Ушаков.
Но Трубецкой движением руки остановил его; он понял, что несчастная уже умерла, а добивать измученный труп даже ему стало страшно…
— Осмотри! — приказал он близ стоявшему фельдшеру.
Тот приблизился, дотронулся до изломанных рук, потянул веревку. Труп оставался в прежнем положении; ни искры жизни уже не было в нем. Не надолго хватило сил пытаемой.
— Умерла! — громко произнес фельдшер угрюмым и словно недовольным голосом; видно, что и ему было не по себе перед этим искалеченным молодым телом, еще за минуту перед тем полным сил и здоровья.
— Снять… и ночью отправить туда… на Выборгскую! — распорядился Ушаков, порывистым жестом отодвигая кресло и выходя из этой комнаты страдания и смерти…
— Я все понимаю, кроме таких безрезультатных допросов! — проговорил Трубецкой, спускаясь с крыльца и полной грудью вдыхая свежий воздух.
Ему казалось, что и здесь его преследует страшный запах крови, которой были пропитаны стены и пол рокового застенка.
Ушаков шел за ним молча. В нем, помимо его воли, в первый раз шевельнулось если не сожаление, то невольное сомнение в плодотворности той страшной «работы», которая выпала на его долю. Роль инквизитора впервые представилась ему в настоящем свете.
XII
КРОВАВАЯ МЕСТЬ
На Выборгской стороне, о которой упомянул Ушаков, отдавая приказание о посмертной уборке трупа замученной Клары, еще в настоящее время возвышается скромная и небольшая церковь, выстроенная во имя Св. Сампсония Странноприимца; в то время, о котором идет речь, она была окружена большим и мрачным кладбищем.